Глава 29

XXIX. Hic at nunc*

Три дня состязаний закончились, но в воздухе до сих пор пахло магией, а в ушах еще стоял звон от криков толпы и залпов магических дуэлей. Все было готово к тому, чтобы начались вечерние представления: музыканты играли на волынках, барабанах и свирелях, слуги и домовики готовили столы с угощениями на берегу перед озером, трактирщики из Хогсмида катили бочки со сливочным пивом и огневиски, а воины короля патрулировали периметр палаточного городка.
По береговой линии зажигались костры. Они вспыхивали один за другим в холодном сумеречном воздухе по велению руки Хельги. У шатров тоже потрескивали небольшие костерки, возле них расположились мускулистые бородатые горцы. Довольные собой и жизнью, они отдыхали от игр, распевая веселые народные песни. На поляне, где днем еще стоял шатер короля, а сейчас была обустроена площадка для танцев, загорелись воткнутые в землю факелы. От такого обилия света слепило глаза.
«Огня должно быть много. По шотландским поверьям он изгоняет злых духов», – поясняла Хельга.
Поэтому она настояла на том, чтобы использовать живое пламя, а не наколдованные Ровеной волшебные фонари и лампы. Теперь цепочка из костров тянулась по контуру озера и выглядела очень живописно: гудящее и танцующее на ветру пламя отражалось бликами на поверхности, создавая волшебную игру света и воды. К кострам стали стекаться люди, они ждали начала основного действия кайли. Среди толпы были даже старшие ученики Хогвартса, а младшие курсы отправили в замок отдыхать.
Хельга вместе с Катриной проверяла, хватает ли угощений и вина. Годрик и Салазар сидели за столом с вождями кланов и приезжими вельможами из Нормандии и Франции. Многие из них имели талантливых детей-волшебников, которых они хотели бы отдать под опеку Хогвартса, о чем, видимо, и беседовали с Основателями за кружкой эля. За этим же огромным столом сидели и победители сегодняшних турниров. Остальные гости были рассредоточены вокруг костров и музыкантов. Отовсюду слышались взрывы хохота и бравые тосты за Шотландию и королевскую семью.
Увы, король Малькольм и королева Маргарет отбыли еще до начала вечерних празднеств: на следующий день был запланирован военный поход к границам Нортумбрии, где в данный момент шли затянувшиеся сражения с Вильгельмом. Король взял с собой несколько новоиспеченных воинов, набранных среди горцев, которые хорошо показали себя в играх. Это была большая честь для любого шотландца: вот так сразу попасть в отряд короля и тут же пойти в поход.
Прощаясь, король Малькольм высказал свое почтение Основателям школы и благодарность за Игры и гостеприимство Хогвартса, он по достоинству оценил магические дуэли, а Зачарованный потолок восхитил его больше остального. Ровена видела в его глазах искреннюю симпатию к школе и ученикам, хотя понимала, что Игры были попыткой Малькольма приобрести в лице школы нового союзника.
Король мог в любой момент призвать Хогвартс и учеников сразиться за его земли. И хотя война с Вильгельмом больше не была их войной, а они старались держать нейтралитет в политических распрях, было непонятно, надолго ли хватит устного соглашения. Ровена была убеждена, что рано или поздно Малькольм обратится к ним за поддержкой, втянет в войну, и тогда им придется пойти на это, чтобы доказать свою верность Шотландии, чтобы сохранить Хогвартс.
– Ровена! – громкий голос перекрыл на мгновение смех толпы. Годрик Гриффиндор, уже разгоряченный элем, махал ей из-за стола и призывал подойти. Слева от него, лениво потягивая вино из кубка, сидел Слизерин.
– Ровена, я хотел бы представить тебя этим почтенным господам.
Годрик указывал рукой за сидящих за столом мужчин, среди которых были мормэры и шотландские таны. Все они с интересом изучали Ровену – шотландские мужчины почти никогда не общались на равных с женщиной, но сейчас любой из них почтил за честь познакомиться с самой леди Рейвенкло.
– Достопочтенные лорды, позвольте представить вам одну из Основательниц школы магии Хогвартс, леди Рейвенкло, которая знаменита своей мудростью!
Один из мужчин, широкоплечий и с рыжей, почти как у Годрика, бородой, который сидел ближе всего к ней, встал и пожал ей руку, как если бы Ровена была полноправным главой клана.
– Сэр Артур МакГонагалл, – представился он. Ровена отметила, что его широкая ладонь запросто могла бы сломать ей руку, будь он настойчивее. – Добро пожаловать в наши ряды!
– Благодарю вас, сэр, – только улыбнулась она.
– А это мой сорванец! – Сэр МакГонагалл вытолкнул из-за спины субтильного рыжего мальчика лет семи. – Мой Уоррик. Он уже немного колдует. И отлично стреляет из лука. Возьмёте в Хогвартс под свое крылышко?
– Я лично им займусь, Артур, не переживай, – ответил вместо Ровены Годрик.
Ровена кинула взгляд на засмущавшегося Уоррика и подмигнула ему. Мальчик заулыбался.
– Я тоже был бы не прочь избавиться от моих спиногрызов, – пробасил рядом чей-то голос, – да магии в них пока днем с огнем не сыщешь! Хоть мы с женой не теряем надежду. Лорд Моррис к вашим услугам, леди, – протянул руку Ровене очередной тан в клетчатом пледе с расцветкой клана Моррис. Ровена вспомнила, что сыновья лорда Морриса, кажется, были победителями почти во всех поединках сегодня.
Его примеру последовали и остальные, подходя по очереди к Ровене.
– Граф МакКинтош, мормэр Хайленда. Рад, наконец, познакомиться с вами, мы соседи по южной границе…
– Сэр Логан Лесли, весьма о вас наслышан! Это правда, что вы участвовали в восстании вместе с Годриком? Вы владеете мечом?.. Весьма неожиданно для такой милой леди…
– Лэрд Данкельд, мормэр Атолла. Вы потрясающе красивы, миледи…
– Эрл Мэтьюсон из Мейнленда, к вашим услугам. Надеюсь, Шотландия пришлась вам по душе…
Каждый из них старался произвести на нее приятное впечатление, но от комплиментов и одинаковых бородатых шотландских лиц реальность перед глазами смазывалась в пеструю картину. Ровена и не думала, что быть хозяйкой и принимать столько почестей утомительно. Она едва успевала ответить каждому из них.
Невольно она задалась вопросом, а почему на ее месте не Хельга, которая вложила в этот праздник гораздо больше сил? Почему эти таны проявляют такой интерес именно к ней, Ровене? Уж не хотел ли сэр Годрик похвастаться перед соотечественниками, какую волшебницу он воспитал? А может, и вовсе привел ее на смотрины к местным женихам!
– Сэр Колин МакЛагген, – поклонился перед ней очередной незнакомец, в отличие от остальных мужчин, он был еще довольно молод и не носил бороды. – Леди, я буду счастлив, вечером составить вам пару в танцах…
Ровена постаралась мило улыбнуться.
– С удовольствием, милорд, – она сама протянула ему руку, и молодой сэр МакЛагген, зардевшись от смущения, неумело поднес ее к губам, чем рассмешил Ровену. Такой жест был уместен при дворе в Англии, а не от горца в суровых долинах шотландских гор.
Невольно ей вспомнился бал в Кентербери. Его напряжение и холод нормандского двора не шли ни в какое сравнение с сегодняшним праздником, где царила душевная и радостная атмосфера. Здесь не было места интригам и сплетням, шотландцы были искренними во всем: если сердились, то по-настоящему, а если смеялись, то до слез.
– Ровена, остался еще один человек, с которым я хочу тебя познакомить, – сэр Годрик отвел ее в сторону. – Ты окажешь ему и мне большую честь.
Голос его звучал несколько взволнованно, и Ровена кинула удивленный взгляд на наставника, а затем перевела его на стоящего рядом еще одного юного шотландца. Сэр Годрик по-свойски закинул руку ему на плечо, хотя юноша был с ним одного роста, если не выше. Он кого-то напоминал Ровене.
– Мой сын Гарольд Гриффиндор, – просто представил его сэр Годрик.
Волшебница на минуту опешила.
– Ваш… сын, сэр Годрик?
– Только сегодня приехал из Эдинбурга.
– Очень рад знакомству, леди Рейвенкло! Отец столько рассказывал о вас!
Рыжий вихрастый юноша улыбнулся ей сияющей улыбкой, которую она сотни раз видела на лице наставника. На таких же широких скулах, как и у Гриффиндора, уже проклевывалась фамильная рыжая борода.
– Очень приятно, – сделала реверанс Ровена.
Она жадно изучала взглядом Гарольда Гриффиндора. Он был ненамного старше ее самой, они даже могли расти вместе. Странно, что сэр Годрик ни разу не упоминал, что у него есть сын. И почему он рос вдали от Англии и собственного дома? Она поймала себя на мысли, что уже полминуты таращится на Гарольда, и попыталась собрать собственные мысли:
– Значит, вы только приехали, сэр. Как вы находите Хогвартс?
– О, я в восторге от школы и Игр! – он так же бурно реагировал на все, как и его отец. Наверное, таким и был сэр Годрик в юности. – Отец, конечно, описывал мне Хогвартс в письмах, но вблизи он кажется настоящим чудом! Даже у короля нет такого большого замка!
Ровена улыбнулась.
– Надеюсь, вы еще познакомитесь с замком поближе, у него есть свой характер.
– Я бы хотел этого, но боюсь, что я тут ненадолго. Время неспокойное, и в Эдинбурге я нужнее, я состою на службе короля, хорошие маги там на вес золота.
Ровена и не сомневалась, что Гарольд обладает выдающимися магическими способностями.
– Гарольд! – знакомый девичий голос окликнул его, и Ровена обернулась.
Грейн махала Гриффиндору-Младшему, радостно улыбаясь и призывая подойти к ней, что он и поспешил сделать, извинившись перед Ровеной. Ну, разумеется, с удивлением отметила Ровена, они были знакомы много лет. Наверняка, Гарольд и Грейн, будучи детьми, приезжали в дом леди Матильды и проводили время вместе…
Ровена опустилась за большой стол, стоящий у костра и немного отпила из первого попавшегося кубка. К счастью, в нем оказалось вино, а не знаменитый шотландский огневиски. После случая со статуей Кэмпбэллов она твердо решила, что никогда больше не возьмет в рот ни капли этого коварного напитка.
Разговоры за столом среди танов крутились вокруг сегодняшних Игр, магических состязаний и о том, кого из детей этих знатных лордов примет Хогвартс в следующем году. А Ровена все размышляла о Гарольде Гриффиндоре.
Сэр Годрик, неизвестно как отделавшийся от своих соотечественников, присел рядом с ней. Глаза его сияли – радостью и отеческой гордостью.
– Ты их сразила! – произнес он, имея в виду местных горцев, чем заставил подопечную улыбнуться.
– Сэр Годрик, – повернулась к нему Ровена, – как получилось, что вы ни разу не познакомили меня с сыном? Он рос здесь, в Шотландии, пока вы воспитывали меня?
Годрик ответил ей серьезным взглядом.
– Что ж, это справедливый вопрос, думаю, ты больше кого-либо заслуживаешь услышать эту историю, – из стоящего рядом кувшина он плеснул в свой кубок вина, но, покрутив его в широких ладонях, так и не сделал ни одного глотка.
Гриффиндор подбирал слова для своего рассказа.
– Гарольд с детства был талантливым ребенком. И заклинания, и боевые искусства давались ему одинаково легко. Уж что, а это сказалась наследственность его матушки. Анна, так ее звали. Она была саксонкой, из древнего магического рода, как и я, и ради нее я оставил пост в Шотландии и перебрался в Кент. – Он задумался, словно образ возлюбленной встал перед его глазами, а затем горько добавил: – Она умерла от гномьей лихорадки, когда Гарольду не было и шести. И я остался с маленьким сыном на руках на чужой земле. В Шотландии король Малькольм только взошел на престол, он собирал новых союзников вокруг себя, самых сильных и самых ловких, в том числе, и талантливых магов. Малькольм хотел вернуть меня ко двору и как-то раз даже нанес мне визит, но я уже присягнул английской короне и не хотел служить шотландскому королю. Тогда он попросил отдать ему моего сына, моего Гарольда. Уже в восемь лет он настолько хорошо владел мечом и волшебной палочкой, что мог победить почти любого воина из свиты Малькольма. Король пообещал позаботиться о Гарольде и окружить его лучшими учителями, которые обучали его собственного сына. Я не думал долго над его предложением и почти сразу согласился…
Ровена с удивлением слушала сэра Годрика, пытаясь представить, как нелегко ему пришлось. Смогла бы она отдать своего собственного ребенка в чужие руки?
– Ты должна понять, – словно оправдываясь, добавил Годрик, – я желал Гарольду только добра. Тогда я был в растерянности, думал, что не смогу дать ему много, а при королевском дворе он сделает неплохую карьеру, когда вырастет, и применит все свои таланты. Я знаю, что Гарольд не в обиде на меня, по крайне мере, он с благодарностью отзывается о моем поступке и с любовью вспоминает свою матушку. Леди Матильда, у которой он периодически жил, пока взрослел, дарила ему женскую заботу и любовь. Но я тысячу разу винил сам себя за содеянное.
Сэр Годрик удрученно покачал головой, Ровена не знала, что говорило в нем – разморивший его алкоголь или прорвавшиеся чувства, которые он сдерживал в себе годами. Она легонько пожала его большую горячую ладонь.
– Мне было стыдно признаться кому-либо в своем малодушии. Стыдно сказать, что я не захотел воспитывать собственного сына, потому что мне нужно было заниматься собственной карьерой, и из страха, что не смогу дать ему достаточно знаний. А еще потому, что он слишком сильно напоминал мне свою мать, и сердце мое было не на месте каждый раз, когда я глядел в его наивные открытые глаза, а видел перед собой ее… Позже, как бы я ни старался перестать думать о сыне, мысли о нем преследовали меня всюду – и в путешествиях, и в сражениях… Пока однажды вечером меня не навестил сэр Реджинальд и не привез мне на попечение одну юную леди…
Ровена только диву давалась от всего услышанного. Вот почему сэр Годрик почти сразу согласился взять ее под опеку. Прошло время, и он понял, что мог бы воспитывать юного Гарольда сам, но заключенную с королем сделку уже нельзя было расторгнуть, и Гриффиндору было необходимо передать кому-то накопившиеся знания. Восполнить пробел в отеческой заботе. Возможно, косвенно он видел в Ровене собственного сына, и поэтому с таким энтузиазмом обучал ее, маленькую девочку, умению фехтовать, стрельбе из лука и боевой магии.
Отчасти Ровена была благодарна судьбе, что все так сложилось. Не отдай сэр Годрик собственного сына, возможно, и Ровену он не взял бы в свои подопечные и не научил бы всему, что она теперь знает… С другой стороны, тяжелое чувство завладело ей – она не хотела называть его ревностью, Ровена практически никогда не испытывала ничего подобного, но ей было неприятно открыть, что все это время она была не единственной. Но больше всего ее задело то, что Годрик так долго не доверял ей свой секрет и сохранял существование Гарольда в тайне.
– Значит, каждый раз отлучаясь из Кента, вы навещали Гарольда в Шотландии? – спросила она. – И ни разу не поделились этим со мной… Почему же вы познакомили нас сейчас?
Гриффиндор пристально смотрел на свою подопечную, собираясь произнести нечто важное.
– Потому что недавно я понял одну вещь, Ровена.
Он выдержал паузу.
– Я больше не хочу, чтобы ты была моей ученицей.
Ровена лишь растерянно смотрела в ответ. Она хотела что-то сказать, но Годрик не дал ей продолжить:
– Я больше не хочу считать тебя своей подопечной, потому что, пора признать, теперь ты равная мне. Я понял это лишь недавно, когда увидел, как ты справляешься со школой и учениками. Я увидел, как ты повзрослела, и твоя мудрость все больше проявляется не только в твоих суждениях, но и в делах. Хотя, разумеется, я по-прежнему горжусь тобой, как отец, и тем, что ты достигла, и считаю, что отчасти это и моя заслуга.
– Сэр, это большая честь слышать от вас похвалу, – удивленно произнесла Ровена и улыбнулась. Тщеславие ее было удовлетворено.
– Именно поэтому я решил познакомить тебя со своим сыном сегодня. Прими это как знак доверия. Как знак, что мы с тобой союзники. Такие же, как с Хельгой и Салазаром.
Ровена задумчиво опустила взгляд на кубок. Свет костров играл бликами на драгоценных камнях, которыми он был инкрустирован. Было ли это совпадением, но буквально недавно Ровена размышляла о том, что сэр Годрик все больше отдаляется от нее. Она чувствовала, что перестает быть его подопечной. И даже Салазар Слизерин теперь был ей наставником в большей степени, чем Гриффиндор. Его советы и уроки по мыслечтению оказывались ценнее, чем неуместные с некоторых пор наставления Годрика Гриффиндора. Раньше она считала, что связь наставника и ученика – это навсегда, будто незримая нить, соединяющая двух людей на протяжении всей жизни. Когда-то она была уверена, что ее учитель всегда будет способен дать ей что-то новое и поделиться своим опытом. Но теперь, казалось, Ровена переняла от Гриффиндора все, что тот мог ей предложить, и она была готова отправиться по жизни сама, не связанная с ним более прежними узами. Она не знала, чувствовал ли сам сэр Годрик, что он все меньше имеет влияния на свою подопечную.
Но практически на каждом Совете Ровена замечала, что все чаще принимает сторону Салазара, а не Гриффиндора. Разумеется, не из чувства противоречия, а из здравого смысла. Теперь она испытывала облегчение и радость оттого, что сэр Годрик признал сей факт – они, наконец-то, стали соратниками, взрослыми талантливыми волшебниками, которые могли говорить на равных.
– Я счастлив, что мы вместе, ты, Хельга, и Салазар, – пожал ее руку, лежащую на столе, Гриффиндор, – но ты мне ближе прочих. Даже мой собственный сын Гарольд, прости Мерлин, не наполняет меня такой гордостью.
Кажется, сэр Годрик Гриффиндор растрогался. На глазах, окруженных глубокими морщинами, блеснули слезы. Ровена поднялась, она не любила душещипательных сцен:
– Сэр, я хочу поднять этот бокал за вас. Я благодарна вам за все, что вы мне дали. Без вас я не была бы той, кем являюсь.
Ровена подняла свой кубок и громко произнесла, так, чтобы ее услышали сидящие и стоящие вокруг гости:
– За сэра Годрика Гриффиндора!
Ее слова с радостными восклицаниями подхватили остальные. Везде наполнялись и поднимались кубки. Годрик залпом осушил свой. Ровена лишь удивилась, как это он еще стоял на ногах?
Горцы не умолкали. Огни плясали в их пьяных и счастливых глазах.
– Тост, Годрик!
– Дружище, скажи тост!
Годрик растерянно посмотрел на Ровену, но та лишь вытолкнула его из-за стола и вновь наполнила кубок.
Годрик огляделся в наступившей тишине и откашлялся.
– Дорогие друзья! Я рад быть здесь, на моей родной земле! И рад видеть вокруг счастливые лица, – поднял кубок Годрик, и толпа откликнулась одобрительными возгласами. Он посмотрел на Ровену с отеческой любовью. – Мы многого добились за два года лишь потому, что мы вместе. В этом наша сила – поддерживать друг друга. Я верю, что наши дела не канут в забытье. Пусть Хогвартс процветает! Процветает Шотландия! Да прожить нам еще сотню лет благочестиво, чтобы попасть на Авалон к нашим предкам! А пока давайте славить Мерлина и нашего короля Малькольма, пить виски, и да состоятся танцы воинов!
– Да! Да будет так!
– Молодец!
– Отличный тост! – остальные осушали залпом свои кубки.
– Танцы! Пусть будут танцы! – подхватили идею Годрика.
Музыкантам не нужно было повторять дважды. Волынки заиграли бодрую мелодию, и все присутствующие гости, что сидели у костров или прогуливались по берегу, потянулись на центральную часть поляны, где были жонглеры и музыканты. Ровена почувствовала, что сейчас будет происходить нечто очень важное. Среди зрителей она увидела Хельгу, Мартина и Грейн и поспешила к ним.
– Что происходит? – поинтересовалась она.
– Сейчас будут танцы на мечах, – коротко пояснила Грейн.
– На мечах? – переспросила Ровена.
нормандское завоевание англии, нормандское нашествие, средневековье, вильгельм завоеватель, средние века, англия средние века, средневековая англия, короли англии, англия нормандцы, война англия, история англии средневековье, рыцари, рыцарь средневековье, боевые заклинания, боевые заклинания магов, волшебные заклинания, магические дуэли, волшебная палочка, боевые чары, чары гарри поттер, заклятья поттер, заклятия из гарри поттера, дуэль маговКажется, Хельга что-то говорила ей об этом, когда они планировали танцы для вечерних мероприятий, но Ровена не придала этому значения, доверив все на совесть подруги. Для нее все шотландские танцы были одинаковы – главное, прыгать побольше да хлопать в ладоши.
– Их танцуют только мужчины и только горцы, – пояснил Мартин, – это обязательная часть Игр. По легенде их танцевали наши предки после сражений, они скрещивали на земле два меча: один собственный, а другой – убитого врага, и начинали на них танцевать в честь собственной победы…
– Ой, Мартин, замолчи уже. Потом расскажешь, – одернула его Грейн, поглощенная происходящим.
Первую волынку подхватила другая, и вместе они плели сложное кружево нот, пока к их переливам не присоединились барабаны. Ровена узнала эту мелодию – Мартин частенько играл ее на свирели во дворе замка, когда отдыхал от работы. Кажется, она называлась «Гилли Калум».
Толпа сомкнула плотное кольцо. Лорд МакГрегор, самый старый из присутствующих танов, вышел в центр. Лицо и руки его были изъедены морщинами, когда-то рыжая борода теперь торчала седыми клочками, заплетенная в две тонкие косы. Одним быстрым движением он вытащил два своих меча из ножен на поясе килта и положил на траву себе под ноги крест-накрест.
Под быструю мелодию он стал перепрыгивать лезвия, делая выпады ногами, оттягивая носок и взмахивая поочередно руками, что было весьма резво для старика. В своем килте и в гольфах он выглядел ужасно забавно. Ровена захихикала, но никто больше не смеялся – все лица рядом с ней выражали восторг и уважение.
Люди стали хлопать в такт и подбадривающе свистеть. Лорда МакГрегора сменил сэр МакДугал и проделал те же незатейливые фигуры руками и ногами – прыжки и выпады, не задев ни разу лезвие. Затем граф МакГонагалл, затем вышел сэр МакКензи…
И каждый из них танцевал так самозабвенно, будто смысл его жизни был лишь в этом. И чем больше Ровена смотрела на них, тем больше проникалась этими ритмами. За три года пребывания в Шотландии звук волынок так и не полюбился ей, но сейчас что-то завораживало ее. Танцующие мужчины, рослые и коренастые, так ловко меняли положение ног и рук, что казались легкими и проворными. Наверное, такими же они были бы и в бою.
Неспроста это был танец воинов. Даже сэр Годрик вышел вперед и стал танцевать, довольно ловко для своих лет. И хотя на нем не было килта, а в брюках было практически невозможно проделывать такие трюки, он тоже не задел ни одного меча.
Гриффиндору было хорошо здесь, среди таких же крепких и сильных духом мужчин. Лицо его было красным от хмеля и танцев, на губах сияла широкая улыбка. И он, наконец-то, был счастлив, как человек, вернувшийся домой после долгих скитаний.

* * *

Музыка сменилась, прыжки на мечах закончились, и горцы освободили место всем желающим танцевать свободно. Весело переговариваясь, пожилые вожди кланов вернулись к своему занятию – сидели за столами и пили огневиски, будто и не прыгали пять минут назад, как безбородые юнцы. Поле их танцевальных поединков уже заполнилось молодежью, и волынки снова радостно взялись за дело.
Шотландские танцы не отличались изяществом и все были построены на прыжках, хороводом или парами. Да под такую заводную музыку и нельзя было усидеть на месте. Девушки заткнули края верхних юбок за пояс и сверкали лодыжками и коленями. Грейн потянула Хельгу в круг, присоединиться к общему веселью.
Ровена хотела отойти в сторону, но танцующие уже соединились в большой хоровод. Неожиданно чья-то горячая ладонь схватила и ее руку, присоединяя к общему движению. Она повернула голову и увидела сияющие искрами веселья янтарные глаза Хельги. Смех ее тонул в гуле волынок, волосы рассыпались по плечам. Она выглядела юной озорной девчонкой, и Ровена рассмеялась в ответ. Такая радость была заразительна. Она откинула голову, отдаваясь танцу до головокружения. Ноги ее сами подхватили нужный ритм, а руки крепко сжимали чужие горячие ладони.
Смех, улыбки, пестрые праздничные юбки девушек и клетчатые пледы юношей слились перед глазами. Сердце стучало у самого горла, а по спине под платьем начали стекать струйки пота. Наконец, танец закончился, музыканты тотчас заиграли очередную энергичную мелодию, и веселящиеся шотландцы радостно зарядили очередные прыжки и хлопки, но Ровена чувствовала, что ей нужна передышка.
Разгоряченная от танцев и костров, она упала на скамейку неподалеку. Она никак не могла отдышаться, а на губах расползалась улыбка. Ровена почувствовала на себе чей-то взгляд и машинально повернула голову. У одного из костров неподалеку за столом сидел Салазар Слизерин, демонстрируя ей свой профиль.
Несколько приезжих нормандцев рядом с ним горячо спорили между собой. Из них она знала лишь Дариуса Мильфея. Они что-то говорили лорду Слизерину и размахивали кружками в подтверждение своих слов, но Салазар едва ли слушал своих пьяных собеседников.
Взгляд его блуждал по толпе, и, наконец, нашел глаза Ровены. Он задержался на ее разгоряченном лице.
«Что?» – она обратилась к нему через расстояние, огни костров и людей, которые их разделяли.
«Ничего. Наслаждаюсь праздником».
Его голос звучал в ее голове так близко, словно он сидел рядом. Ей нравилось общаться с ним вот так – втайне ото всех.
«Тебе весело?»
Салазар указал взглядом на двух нормандцев рядом:
«Как видишь, развлекаюсь, как могу».
Ровена прыснула.
«Значит, старания Хельги были не напрасны, и праздник удался, если даже ты веселишься. Я рада это слышать. И ты большой молодец».
Салазар приподнял бровь и сделал большой глоток из кубка.
«Я, кхм… молодец?»
Даже с такого расстояния она чувствовала, как на губы его лезет усмешка.
«Да, – просто пожала она плечами, – посмотри вокруг, все это воплощение твоей идеи. Школа – твое детище, ты объединил нас всех. Не знаю, какие цели ты преследовал – создать свою армию или чертог в горах, где сможешь укрыться, или у тебя было желание поделиться секретами магии, которую ты постиг в своих странствиях, но это достойно похвалы».
«Похвала от Ровены Рейвенкло. Это дорогого стоит. Без вас я бы ничего не достиг, без Годрика и Хельги. И тебя».
Слизерин незаметно приподнял кубок, словно произнося тост.
«Сегодня наша годовщина. И три года назад…»
«…мы приехали в Шотландию».
«Именно, поэтому я хочу поблагодарить тебя за эти три года и твою поддержку».
«Я принимаю твою благодарность не без ложной скромности».
Он тихо рассмеялся в ее голове. Весь его вид говорил, что сегодня его трудно вывести из равновесия. Полумрак скрывал лицо Салазара, и в бликах огней он казался мифическим героем, выходцем из местных легенд, бесстрашным и волевым.
Она бы поставила горшочек с золотом на то, что он специально сел в таком освещении и выбрал такой ракурс, чтобы она изучала его взглядом.
«Хватит меня рассматривать», – буркнул Слизерин, однако он улыбался.
Даже на расстоянии она могла почувствовать его близость. И с тоской поняла, как соскучилась по Салазару. По его участию, по их общему делу. Она бы хотела сидеть вот так и смотреть на него весь вечер, хотела бы прижаться к его щеке, ощутить его запах – немного терпкий и такой знакомый…
Безумие, полное безумие!
Ровена спохватилась и посмотрела на Салазара, пытаясь понять, смог ли он прочитать ее мысли, но он уже отвернулся к сидящим рядом господам, занятый другой беседой. Ее пальцы нашли брошь, приколотую на плече, подарок Слизерина, и начали ее нервно теребить.

* * *

На небосклоне взошла полная луна, ее отражение заиграло на глади озера серебристой дорожкой. Над водой стелился холодный туман, но от обилия костров на берегу было жарко и светло, словно днем. Веселье никак не хотело сходить на нет, даже когда перевалило за полночь: общий хоровод перерос в парные танцы. Юные горцы из деревни приглашали приезжих красавиц, а местные незамужние девушки отправились гадать на отдаленный берег озера. Там, куда пламя костров не могло добраться, в таинства ночи.
Босоногие и с распущенными косами, приподняв нарядные юбки, они заходили по щиколотку в озеро. Это был древний обычай: бросать в воду венки из цветов, собранных на заре. Если венок не шел ко дну, его обладательница в этом году должна была выйти замуж. Среди желающих узнать свою судьбу были и взрослые ученицы Хогвартса.
Музыка с места гуляний доносилась до воды невнятным отзвуком, а заросли чертополоха и утесника создавали уютный полумрак, в котором луна над озером казалась просто огромной.
Прогуливаясь по берегу и проверяя, все ли на празднике идет хорошо, Хельга украдкой залюбовалась этим ритуалом и юными девичьими силуэтами на берегу. Несмелые поначалу, голоса девушек стали громче, они подбадривали друг друга, кидая в воду венки, а после все действо и вовсе переросло в игру в догонялки с брызгами и восторженными визгами. Хельга улыбалась – в них было столько задора и юности. Еще пару лет назад и она была такой же, а сейчас ее захватили совсем другие заботы.
Когда девушки ушли, и их голоса стихли вдали, а на водной глади снова воцарилось безмолвие с застывшей лунной дорожкой, Хельга тоже спустилась к озеру. Она вытащила цветок, украшавший ее волосы с утра, и опустила его на поверхность. Легонько повела рукой в направлении центра озера.
На глади воды появилось течение и понесло цветок вдаль.
– Ты хочешь узнать свою судьбу? – знакомый голос окликнул ее, и волшебница вздрогнула.
Мартин МакЛарен стоял неподалеку от нее. Он как-то нашел ее в укромном месте за кустами утесника, и Хельге вдруг почему-то стало стыдно из-за своего занятия.
Она вышла из воды на берег и босиком подошла к Мартину.
– Я только хотела…
– Я знаю, – усмехнулся он. – Грейн тоже собиралась гадать со всеми, я думал, что найду ее здесь, но она куда-то запропастилась. Вы не встречались?
Хельга покачала головой. И прищурилась.
– Так ты здесь только из-за Грейн?
Мартин покачался на пятках взад-вперед и подошел ближе.
– Нет, не из-за Грейн.
Отсветы костров еле доходили сюда, поэтому Хельга подняла руку над землей, сосредоточилась, и среди неровных корней деревьев вспыхнул маленький костер. Она хотела увидеть его глаза, но Мартин отвел взгляд.
– Ты прекрасная волшебница, – тихо произнес он.
Хельга поняла, о чем он думает: об отсутствии у него каких-либо магических способностей, которое было еще заметнее на фоне ее стихийной магии. Они ни разу не обсуждали это.
– Мартин, – Хельга хотела сказать, что ни в коем разе не хотела его унизить, но он ее перебил.
– Нам нужно поговорить, Хельга.
Она вскинула взгляд, пытаясь предугадать по выражению его лица, о чем пойдет речь, и уже зная ответ: ведь она ждала этих слов целый вечер.
Мартин помялся и опустился на небольшую корягу, торчащую из травы рядом с костром. Он потянул Хельгу за руку, и она присела возле него.
– Ты очень много для меня значишь, – без обиняков заявил Мартин, чем вызвал широкую улыбку на ее лице.
– Меня влечет к тебе, Хельга, и я ни минуты не могу жить, чтобы не думать о тебе.
Такая прямота и искренность оттолкнули бы многих девушек, но Хельгу подкупала его открытость с ней.
– И ты мне дорог, Мартин, – она опустила взгляд, наблюдая, как играют на ветру язычки пламени наколдованного ей огня.
Он сидел так близко, что она слышала его взволнованное дыхание в темноте. И потянулась, чтобы найти его руку.
– Как считаешь, можем ли мы быть вместе, – вдруг произнес Мартин и пояснил на изумленный взгляд янтарных глаз: – Посмотри на нас, мы из разных миров. Что скажут люди, когда узнают, что могущественная волшебница-друид связала судьбу со сквибом…
– Мартин, да какая разница, кто и что скажет? – возмутилась Хельга.
Мартин помолчал и тяжело вздохнул:
– Мой отец, я боюсь он не одобрит этого…
– Мы убедим его. Моей магии хватит на двоих, – вдруг решительно произнесла волшебница.
В глазах ее блеснул огонь азарта. Она взяла Мартина за руку, повернула его ладонь к земле, все еще крепко сжимая, и сосредоточенно закрыла глаза.
– Смотри… – прошептала она.
Мартин ощутил, как к его руке, которую сжимали пальчики Хельги, прилила горячая бурлящая энергия, и вдруг среди корней и травы у их ног показался росток. Он рос с каждой секундой все больше, сочные зеленые листы стали крупнее и шире, совсем как у папоротника, и, наконец, в самой сердцевине среди них зацвели маленькие лиловые бутончики.
– Что это? Его вырастил я? – выдохнул Мартин.
Хельга удивленно сорвала один бутон и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть в бликах костра.
– Ведь это же Вериора Верис, Мартин! Очень редкое растение, о котором знают лишь избранные волшебники. Почему ты выбрал именно его?
Мартин пожал плечами:
– Я понятия не имел, что хочу сделать. Это вышло само собой…
Он был захвачен новым для него ощущением. Пальцы до сих пор покалывало, словно в них были остатки магии. Он больше не был сквибом благодаря стихийной магии Хельге, которая разбудила в нем силы? Ошарашенно Мартин смотрел то на свою ладонь, то на бутон в руках Хельги, который они вместе вырастили.
– Есть легенда, что только тот человек, который открыт и честен с собой, может заставить Вериору цвести одним прикосновением, – медленно произнесла Хельга.
Она знала это растение. Цветок Вериоры обладал огромной силой, под его воздействием люди выдавали сокровенные секреты. Сорванный бутон раскрывался в течении нескольких часов, так же, как раскрывается в человеке истина, и в момент его максимального раскрытия он имел наибольшую силу.
Мартин взял цветок из ее рук и поднес к носу, чтобы ощутить аромат.
– Он заставляет говорить только правду, – хитро засмеялась Хельга. – Похоже, ты хотел спросить меня о чем-то важном и услышать честный ответ, потому и вырастил Вериору.
Хельга почувствовала, как аромат уже окутывает их, проникает в сердце и открывает потаенные двери ее души. Хельга добавила абсолютно честно:
– Я люблю тебя, Мартин МакЛарен. И мне все равно есть у тебя магические способности или нет.
Ее ответ обрадовал и взволновал Мартина.
Бутон Вариоры раскрывался все сильнее, и желание быть искренним и правдивым добралось до него.
– Ты выйдешь за меня, Хельга? – спросил он прежде, чем сумел сформулировать вопрос. Слова вырывались сами собой. Хельга рассмеялась, легко и задорно.
– Конечно! – она даже не думала над ответом. – Да, Мартин, да!
В любой другой момент Мартину ее ответ показался бы слишком поспешным, если бы он не знал, что Хельга говорит совершенную правду под действием Вериоры. Тогда Мартин взял руку Хельги, перевернул ладонью вверх и прикоснулся губами к ее запястью. Его дыхание обожгло ее ладонь и заставило зажмуриться от удовольствия.
– Хельга…
– Да?
Она открыла глаза.
– Посмотри…
Мартин указывал на что-то в траве под ногами, где появлялись все новые и новые кустики цветущей Вериоры.
– Я хотел вырастить лишь один цветок. Я и не думал, что их будет так много! – воскликнул Мартин.
– Это здорово, правда? – посмотрела на него Хельга, блики танцевали в ее больших и добрых глазах. – Открыто признаться во всем, что у тебя на душе, и чувствовать себя счастливым?
Она невольно вспомнила о Ровене и Салазаре. В каком мучении они жили, храня в секрете свои чувства друг от друга столько лет! На месте Ровены она бы сошла с ума от безысходности и отчаянья. Мартин только придвинул ее поближе к себе и крепко обнял, Хельга положила голову ему на плечо. Так они и сидели в тишине на берегу среди поляны, полной цветов. Костер горел ровным пламенем. Издалека до них доносились смех и музыка. Кто-то вдалеке затянул песню на валлийском о чужих волшебных краях, и Хельга подхватила ее. Голос ее был глубокий и нежный. И Мартин впервые почувствовал, что он нашел свой дом. Он был счастлив, сердце его пело вместе с Хельгой, а руки сжимали наколдованный ею цветок.

* * *

Сегодня она слышала голос Хогвартса явственней обычного. Его сердце пело от счастья, он радовался, как и его обитатели: Играм Горцев, своему второму выпуску и просто движению жизни вокруг и внутри себя. Грейн радовалась вместе с ним, танцуя и кружась среди своих земляков. Она отбивала привычный ритм танца ногами и хлопками, забыв обо всем, пока не почувствовала, что сейчас упадет от изнеможения и еле добралась до ближайшей скамьи под деревом.
Только немного придя в себя и отдышавшись, она вдруг увидела их двоих: Салазара и Ровену. Они смотрели друг на друга через людей и костры, но не решались подойти. Грейн отстраненно переводила взгляд с одного лица на другое.
Она невольно вспомнила, как наблюдала за четверкой чужестранцев, когда они только показались в их краях. Но более детально Грейн смогла рассмотреть Ровену на ужине в доме старой леди Гриффиндор.
Леди Рейвенкло не показалась ей красавицей. Ровена была типичной саксонкой. Среди шотландских девушек она выделялась белой, почти прозрачной кожей и тонкими чертами лица. Наверное, на ее родине это говорило о принадлежности к знатному роду, но здесь любой горец назвал бы ее болезненной, подумав, что с ней что-то не так. Только крепко сбитая женщина считалась здоровой в Шотландии: такая могла родить много детей и выкормить семью.
Способна ли была на такое Ровена? Она никак не представлялась матерью с пятью-шестью детьми, которая засевает поле, косит сено и стрижет овец. Наверное, потому, что она никогда бы не была такой, ее и ценил Слизерин, рассуждала Грейн. Они оба были слишком оторваны от жизни и житейских проблем. Им было неважно, что прохудилась крыша, но и леди Рейвенкло, и лорд Слизерин убили бы за власть и за обладание новыми знаниями.
Грейн вглядывалась в Салазара и с горечью видела, как она ослеплен умом Ровены: он поддерживал все ее идеи и был готов на любой безумный план. Стоило лишь леди Ровене войти в комнату, и вечно холодный надменный Салазар Слизерин становился любезным и добродушным. Грейн знала причину таких перемен, подобный взгляд она видела у Мартина, который тоже становился мягким и покладистым в присутствии Хельги.
Тогда в первый вечер знакомства с Основателями, Грейн практически не прикоснулась к еде, лишь украдкой рассматривала всю четверку волшебников.
Годрик Гриффиндор был большим ребенком, несмотря на свою стать и грозный вид. Особенно здесь, в доме Матильды: каждый, кто здесь вырос, вновь возвращался в детство, приезжая сюда. Хельга со своей материнской заботой и желанием всем угодить отлично вписывалась в эту семью. Она умела располагать к себе людей, не прикладывая никаких усилий.
Хельга была младше Ровены, но мудрее в разы, ее большого сердца хватало на всех. Ровена же выглядела, как мраморная статуя, которые любил ставить в замке отец: нечто дорогое и прекрасное, но лишенное жизни. Да, она обладала стойким духом и большой силой воли, но они не спасли бы ее, столкнись она с житейскими проблемами. Для этого у нее были Хельга и Годрик. Они отдали бы свою жизнь, чтобы защитить ее: Хельга от душевных ран, а Годрик от внешних угроз.
Все же стоило признать, что они идеально дополняли друг друга вчетвером. Но Грейн сразу почувствовала, что Салазар и Ровена были ближе остальных. Удивительно, что другие не замечали этого. Иногда эти двое просто подолгу смотрели друг на друга в молчании, как сейчас, а потом одинаковые улыбки возникали на их губах.
Грейн не могла вспомнить, когда Салазар Слизерин стал ей нравится так сильно, что ее неприязнь к нему, которая вспыхнула в начале знакомства, превратилась в жгучую привязанность к нему. Скорее всего, это случилось после их общего похода в подземелья Хогвартса. С того момента Грейн была предана ему всей душой. Если бы не Салазар, она бы потеряла Хогвартс навсегда.
Слизерин не обманул ее – Хогвартс стал домом для Грейн и Мартина. Он великодушно разрешил приходить и участвовать в постройке, наблюдать за тем, как замок растет и возвращает свое былое величие.
За несколько дней до визита к Матильде Грейн пришло письмо от отца, где он говорил, что она могла бы перебраться в Эдинбург. Мартин вырос и может заботиться о себе сам. В Эдинбурге Грейн могла бы выйти замуж, а ее дару нашлось бы применение в свите у короля. Но она не хотела светской жизни, не хотела блистать и принимать приглашения женихов. Хогвартс магнитом тянул ее к себе. Грейн чувствовала волны жизненной энергии, исходящие от будущей школы, она набиралась сил.
Сначала замок казался пустым и слишком тихим без своих учеников. И пока их не было, Грейн слонялась без дела по пустым коридорам. Увидев это однажды, Салазар разрешил приходить к нему в лабораторию, что находилась в лабиринте подземелий. Там было темно и холодно, а весной, когда вода в озере поднималась, появлялась сырость.
Узкий длинный стол занимал почти все пространство комнаты, он был заставлен колбами, чашками, котлами и книгами. Грейн не понимала алхимию, науки ее не интересовали, но ей нравилась атмосфера лаборатории, кипящие котлы, дым и лежащие на столе аккуратно нарезанные ингредиенты.
Она расчищала край его стола от банок и книг, садилась на него и наблюдала. Часто Салазар так уходил в работу, что и вовсе забывал про свою гостью. А Грейн, сидя весь вечер рядом с ним и безмолвно наблюдая, сумела хорошо изучить лорда Слизерина.
Научилась различать его усмешки, безошибочно распознавала, когда Салазар огорчен, когда зол, когда хочет повеселить ее. Она знала все его привычки – стучать костяшками руки по столу, когда он недоволен, крутить палочку между пальцев, если он что-то обдумывает, уходить, оставляя последнее слово за собой.
Все это могло бы принадлежать ей, Грейн, но никогда не принадлежало, как и Хогвартс.
Один раз Грейн спросила Салазара, почему он проводит с ней так много времени, и он сказал, что она напоминает ему одну девушку, которую он очень любил, его сестру. Грейн не ответила, только удивилась, что Салазар произнес это слово – любовь. Он умел любить, да, но никогда этого не показывал.
Он любил Хогвартс. Также сильно, как и сама Грейн… Но вот что он чувствовал к Грейн, ей оставалось только догадываться.
Сегодня особая магия кайли так сильно захватила ее, и она ясно поняла – пор все выяснить. Решительным шагом Грейн МакЛарен направилась к Салазару.

* * *

Хельга сидела на лавке под раскидистыми ветвями старого дуба, увешанного мерцающими волшебными огоньками. Люди сновали вокруг нее с кубками, кто-то останавливался, чтобы поговорить со знакомыми, кто-то тянул друзей на танцевальную площадку. А несколько бродячих бардов устроились у костра неподалеку. Один из них играл на лютне, а двое других протяжно исполняли на валлийском одну из множества известных им саг.
Ровена услышала, как Хельга тихонько подпевает, и присела рядом с ней послушать. Она и не думала, что у Хельги такой красивый голос.
Ровена посмотрела в ее мысли и увидела там образ прекрасной юной девушки. Она сидела на склоне среди вечнозеленых холмов Ирландии, и ветер играл ее волосами, а брызги моря оставляли соленый привкус на ее губах. Она хотела было спросить, о чем эта легенда, так как не очень хорошо понимала валлийский, но песня внезапно оборвалась.
Сидящие за столом и уже изрядно подвыпившие горцы истошно заорали «Семь пьяных ночей». Хельга и Ровена переглянулись и заулыбались. Это была известная неприличная песенка из семи куплетов, но в присутствии женщин и детей исполняли только пять из-за крайней непристойности последних двух. Сэр Годрик и Гарольд Гриффиндор на пару пели первый куплет своими громогласными голосами, раскачиваясь из стороны в сторону с остальными танами. А рядом с кислым видом и вечной кривой усмешкой восседал Салазар Слизерин, не принимающий в происходящем никакого участия.
Он перехватил насмешливый взгляд Ровены, и его ухмылка стала шире.
«Я бы не стал больше наливать огневиски твоему наставнику, а то он устроит из школы настоящий вертеп, – голос Салазара, тягучий и насмешливый, прозвучал в ее голове. – Такими темпами он снова вернется к своим корням, нацепит юбку и уйдет в горы, и на этом мы его потеряем».
«Да брось, сегодня же кайли! Нельзя быть таким занудой!»
«Занудой? Да я, похоже, единственный за этим столом, кто еще сохраняет хоть какие-то признаки осознанности среди этого рыжебородого шотландского безумия…»
«Ты знал, что у сэра Годрика есть сын?» – невпопад спросила она и указала взглядом на задорно поющего Гарольда.
«Ага, – лениво отозвался Салазар, – увидел как-то в мыслях Годрика еще в начале нашего знакомства».
Ровена удивилась, почему же Салазар ничего не сказал ей о Гарольде. Опять эти его вечные секреты и тайны. Она отвернулась, но вдруг почувствовала на себе внимательный взгляд Хельги.
– Что у вас происходит с Салазаром? – как бы невзначай спросила она.
Похоже, крестьянка заметила, что они с Салазаром снова таращились друг на друга через толпу. Им нужно быть осторожнее, напомнила себе Ровена.
– А при чем здесь Салазар? – ответила она вопросом на вопрос.
Хельга улыбнулась, ее взгляд был слишком проницательным, словно она знала обо всех душевных тайнах подруги. Ровене стало не по себе – вот как, наверное, ощущает себя человек, в чьих мыслях она сама копается.
– Сегодня годовщина Хогвартса, и я весь день думаю о том, как много для меня значит эта школа, как и вы с Салазаром и Годриком, – пожала плечами Хельга. – Я вижу, что у вас с Салазаром что-то не ладится. И пока ты не разберешься со своими чувствами, мы не сможем работать вместе. Это как колесница с четырьмя колесами: если два из них прочно связаны путами, она не сдвинется с места.
Леди Рейвенкло задумалась. В словах подруги был смысл. Она видела, что Хельга желает ей лишь добра. Она была из тех людей, которые хотят сделать счастливым весь мир, когда сами счастливы. А сейчас Хельга светилась какой-то таинственной радостью изнутри.
– Я бы и сама хотела знать, что у нас происходит с лордом Слизерином, – честно призналась Ровена.
– Ну так разъясни это для себя, развяжи все узлы между вами.
– Я не могу это сделать в одиночку, – произнесла Ровена задумчиво.
Она наблюдала за танцующими в деревьях огоньками, один из которых опустился ей на ладонь. Он сверкнул золотой искрой и погас. Ровена нахмурилась:
– Если бы Салазар хотел, он давно бы сделал первый шаг, он ведь не из тех, кто отступает, когда чего-то хочет. И раз он до сих пор не спросил о моих чувствах и не рассказал о своих, значит… он не хочет этого. Или у него есть обстоятельства, которые мешают. Так? – продолжала размышлять вслух она.
– Почему бы тебе не спросить его? – удивилась Хельга. – Просто будь с ним честной.
– Быть честной? – Ровена горько усмехнулась. – Он не ответит ни на один мой вопрос. Он всегда скрывает свои мысли.
– Послушай, Ровена, ваши судьбы давно связаны, – убежденно заявила Хельга. – Сколько бы раз Салазар ни исчезал из твоей жизни, он всегда возвращался, разве нет? И сколько бы раз ты ни клялась забыть его, ты ни за что так не поступишь. Все намного проще… – произнесла Хельга с улыбкой, – ведь ты никогда не узнаешь ответ, пока не задашь вопрос тому, от кого хочешь его услышать.
Ровена с удивлением посмотрела на подругу. Как ей удается быть такой беспечной?
Так естественно и спокойно воспринимать жизнь? Хельга никогда ничего не усложняла и принимала события такими, какие они есть, и из-за этого казалась Ровене недалекой и простоватой. Но, на самом деле, в этом и заключалась мудрость жизни. Не надуманная, та, что можно почерпнуть из книг, а настоящая, которая помогает расти духовно.
Ровена смотрела в мысли Хельги. Там была ясность, не омраченная раздражением, обидой, ненавистью или завистью. Ровена видела счастье, безмятежное и бесхитростное, и на секунду ей тоже захотелось этого – спокойствия и умиротворения в душе.
Она только сейчас поняла, что всю жизнь искала счастье где-то во внешнем мире, а не внутри себя. Она думала, что будет счастливее, если прочтет еще один фолиант, или если сэр Годрик отметит ее достижения, или если Салазар Слизерин признается ей в любви…
А ведь счастье всегда было внутри нее, стоило к нему прислушаться. Оно было даже в том, чтобы сидеть вот так тихим теплым вечером у костра с близким человеком и молчать о своем. Неважно, какие чувства кто испытывает к тебе и что чувствуешь ты. Самой жизни это неважно, чтобы продолжать свое течение.
Ведь вот она, жизнь – вокруг тебя. В деревьях, ночных сверчках, звездах в небе. Всему этому неведомо, что значат недопонимания, ненависть и войны. От этого осознания внутри стало легко.
– Ты права, – прошептала Ровена.
Признавать чью-то правоту вслух было непривычно, но ей это понравилось.
– Я понятия не имею, как ко мне относится Салазар. Все мои упреки ему и обиды построены лишь на собственных домыслах.
Хельга широко улыбнулась.
– Наконец-то, я слышу что-то действительно мудрое от тебя, Ровена. С этими словами Хельга извлекла откуда-то из складок юбки пышный лиловый бутон. Он уже был раскрыт наполовину и манил сладковатым ароматом.
– Вот, возьми, это на счастье, – и вплела бутон в волосы Ровены над ухом.
Волынки затянули новую песню, и юноши стали приглашать девушек. Хельга взглядом показала на приближающегося к ним МакЛарена-Младшего.
Рыжеволосая волшебница участливо мимолетно пожала руку подруги и поднялась навстречу Мартину, тот подал ей руку, как бы приглашая на танец. Лица их были одинаково счастливыми.
Ровена наблюдала за ними издалека. Благодаря разговору с Хельгой что-то смягчилось в ее душе, впервые она ощущала, что прикоснулась к настоящей мудрости жизни, и нужно было действовать, пока это ощущение не прошло. Она подумала, как лучше подойти к Салазару и начать разговор, и сердце ее принялось усиленно биться от волнения и предвкушения чего-то, что ждало ее после этого разговора.
– Леди, умоляю, подарите мне этот танец?
Она удивленно подняла голову на стоящего перед ней горца – Колина МакЛаггена, с которым совсем недавно познакомил ее сэр Годрик. Было видно, что Колин сильно нервничает, будто впервые приглашал даму на танец.
Это было бы забавным и милым в какой-нибудь другой ситуации, но сейчас казалось совершенно не своевременным – Ровена не любила, когда ее отвлекали от размышлений. Она нерешительно взглянула на юношу, а затем на Салазара Слизерина: тот все еще был занят разговором с нормандскими гостями.
Что ж, рассудила она, ipsa se velocitas implicat. Ровена уверенно поднялась и, взяв под локоть растерявшегося МакЛаггена, направилась с ним в центр поляны, к танцующим. Ровена чувствовала, что Салазар украдкой следит за каждым ее шагом, но ни разу не обернулась.
Она не хотела знать его мысли, боясь того, что может в них найти. Не сейчас. Ей стоило быть честной с самой с собой, прежде, чем требовать того же от Салазара, а для этого нужно было время – подумать.

* * *

Салазар Слизерин лениво наблюдал за происходящим, прикрыв глаза, как сонная кошка. Пальцы его вертели серебряный кубок с вином. Он не считал, сколько таких кубков осушил за вечер, хмель никогда не брал его. Одна из полезных привычек, которую он вырабатывал годами – его организм был устойчив к любому виду ядов, включая алкоголь. Рядом с ним сидели таны и приезжие господа из Фландрии и Нормандии. Годрик и Гарольд вспоминали бравые песни. Он едва ли вникал в общую беседу, улыбаясь с вежливым интересом. Он знал их мысли наперечет – все они были перед ним, как раскрытые книги – и мог предсказать на несколько часов вперед, о чем пойдет разговор дальше.
Он задумчиво рассматривал веселящуюся толпу, взгляд его кого-то искал. И когда, наконец, глаза его остановились на Ровене Рейвенкло, лицо лорда Слизерина озарилось легкой полуулыбкой, а сосредоточенная морщинка между бровей исчезла.
Он неотрывно ловил каждый ее жест, не упуская ни одну деталь. Вот она о чем-то говорит с Хельгой, вот этот юнец МакЛагген подходит к ней, что-то нерешительно произносит и мнется с ноги на ногу. Ровена поднимается и сама берет его под руку. Выглядит она немного отчаянной, словно только что решилась на что-то и все еще переживает внутреннюю бурю чувств, пытаясь совладать с собой. И без легилименции он мог читать по ее лицу: чуть сжатым губам, сосредоточенному взгляду и легкому румянцу на скулах. Все происходящее, включая МакЛаггена, едва ли касалось ее сознания и было не более, чем фоном для ее внутренних размышлений. Молодой горец неуклюже кружил ее в танце, и Ровена делала вид, что ей весело.
Сегодня она была необычайно красивой, гораздо притягательнее, чем когда-то на балу в Кентербери. На ней не было дорогого платья и украшений, как в тот раз. Наоборот, наряд ее был намеренно простым. Брошь в виде орла, его подарок, сияла на плече и была единственным предметом роскоши. Он увидел эту безделушку случайно, но символ орла мгновенно напомнил ему о Ровене, и он не смог удержаться, чтобы не порадовать ее таким подарком. И не ошибся: ей шло это украшение, но на его вкус ее следовало приколоть немного выше.
Платье Ровены с легкой воздушной юбкой было сшито на крестьянский манер, волосы просто распущены по плечам – так она выглядела совсем юной. И, несмотря на годы переживаний, войны и плодотворной работы в школе, что стерли с ее лица следы детскости, Салазар видел в ее глазах амбициозную девчонку, которую однажды встретил у ручья в Кенте. С каждым годом он наблюдал, как она превращается во всезнающую волшебницу, и теперь ее опытность манили его больше прежнего.
Только слепой или глупец не разглядел бы, как они похожи и буквально созданы друг для друга. Салазар понял это еще тогда, в Англии, но жизнь уносила их водоворотом событий: с ним случилась Ферней, и Египет, и война, и побег в Шотландию. Он отодвинул свои чувства подальше, заперев их на тысячу незримых замков, даже для себя. Он знал, что мучает Ровену своим молчанием, но Хогвартс требовал его внимания и сил. Салазар отдавался ему, жертвуя всем, что у него было. И только сегодня, в день второго выпуска школы и Игр, к нему пришло чувство завершенности и выполненного долга. Наконец, школа могла развиваться и жить своей жизнью, не нуждаясь в его поддержке, а он мог подумать о себе и о личных привязанностях.
Благодаря трехнедельной подготовке к Играм у Салазара была возможность видеть Ровену каждый день, наслаждаться ее рассуждениями, оценить, какой взрослой она стала. И переживать снова и снова вспыхнувшее к ней чувство, которое все это время тлело в глубине его души, а теперь разгоралось все ярче с каждым днем. Он думал о ней постоянно, не в силах сосредоточиться на повседневных делах, в которых они вместе участвовали: выражение ее лица, запах ее волос, шелест ее платья – они преследовали его повсюду. В один прекрасный момент, глядя на нее на очередном Совете и завороженно наблюдая, как ее пальцы теребят выбившуюся из косы прядку, он вдруг осознал, что больше не может безучастно смотреть со стороны. Она была так прекрасна, и внешне, и внутреннее, так желанна, что он захотел, чтобы она принадлежала ему вся, без остатка, прямо там, в кабинете Годрика.
Однако Салазар оставался верен себе: подобные решения он не спешил принимать импульсивно с некоторых пор. Он хорошо изучил эту леди, и еще лучше помнил, как она разозлилась в тот вечер, когда он осмелился поцеловать ее без разрешения. К Ровене нужен был особый подход. Так что в его голове созрел план: поговорить с ней на празднике, когда Игры будут закончены и ничто и никто не будет больше отвлекать их, чтобы поставить все точки над «i». Он просчитал в уме несколько вариантов ее ответов. Он был готов ко всему. Кроме отказа. Салазар Слизерин привык всегда добиваться своего.
Он ждал этого дня так долго. У него было все, к чему он стремился и над чем работал многие годы: слава и связи при дворе, надежные союзники, собственное дело в виде школы, которая процветала все больше с каждым днем.
Не было только Ровены. Забравшись на вершину успеха, он вдруг почувствовал пустоту. Все его заслуги ничего не значили без нее…
И вот он смотрел на нее, танцующую и о чем-то напряженно размышляющую, и был готов последовать за своим счастьем. Салазар не слышал ее мыслей – она упрямо держала блок весь вечер, осознанно ли, или это уже стало ее привычкой. Разумеется, это было его виной – то, что Ровена привыкла закрываться. Он слишком часто давал ей повод не доверять себе, слишком часто закрывался сам, отталкивал ее, не объясняя своих внутренних мотивов.
Когда-нибудь ему придется все объяснить Ровене. И она поймет его, он был уверен. Когда они будут по-настоящему близки…
МакЛагген явно ее утомлял, он что-то лепетал, и она рассеянно кивала. Было видно, Ровена устала за день и уже подумывала, не отправиться ли спать. Салазар решительно поднялся. Он не хотел больше терять время на пустые размышления, пора было действовать.
В горле пересохло, и он залпом осушил кубок, поставил его на стол и сделал пару шагов по направлению к танцующим, как ему преградили путь.
– Салазар, – Грейн МакЛарен стояла перед ним, нервно теребя край платья. – Нам нужно поговорить.
– Это терпит? – сухо осведомился он. – У меня есть неотложное дело. Она явно была чем-то расстроена, но у него не было никакого желания слушать о ее детских несчастьях.
– Я не отниму много времени. Это важно, послушай!
Лорд Слизерин вздохнул и позволил ей оттащить его в сторону, подальше от проходящих мимо людей.
– У тебя две минуты, Грейн.
Он видел, как эта девочка пытается подобрать слова. Салазар хотел посмотреть в ее мысли, чтобы облегчить ей задачу, но ему всегда было сложно вытащить из ее головы хоть одну цельную идею. Грейн была сущим ребенком, ее эмоции были противоречивы и смешивались в один плотный клубок, который было не под силу распутать даже ему.
– Салазар, я дорога тебе хоть немного?
Слизерин удивился смелости этой девицы. Признаться, он давно подозревал, что Грейн питала к нему симпатии, но никогда не думал, что она будет в них признаваться вот так открыто. Сегодня в ее глазах мелькало отчаяние, будто она стояла на краю пропасти и, наконец, решилась прыгнуть. Он не хотел подавать ей руку, чтобы спасти от этой бездны.
– О чем ты, Грейн?
– Как-то раз ты сказал, – пошла она напролом, – что я напоминаю тебе сестру, которую ты очень любил. Значит, я дорога тебе? Мы вместе храним секрет Хогвартса, и я подумала…
Салазар беспомощно вздохнул. Впервые в жизни ему признавался в любви ребенок. Возможно, это его вина. Он слишком близко допустил к себе Грейн. Это было удобно: она была его верным помощником, исполняла мелкие поручения, защищала Хогвартс, и просто иногда заполняла пустоту в его жизни. Теперь Салазар видел свою ошибку, он должен был догадаться, что этот одинокий брошенный ребенок привяжется к нему.
Слизерин мягко взял ее за плечи, хотя больше всего хотелось как следует ее встряхнуть, чтобы она очнулась от иллюзий.
– Грейн, пойми, твоя жизнь только начинается, ты можешь быть счастлива, если только позволишь себе это. Забудь обо мне, Хогвартсе, поезжай в Эдинбург, выйди замуж…
– А ты в это время заберешь мой замок и отдашь этой саксонке? – Грейн стрельнула взглядом в Ровену.
Мысли ее разлетались, словно стая раненых птиц.
Салазар терпеливо пояснил:
– В Хогвартсе всегда останется место для тебя, Грейн, как я и обещал. Но пойми – тебе пора повзрослеть.
Она застыла, словно получила пощечину. Почему-то она представляла совсем другой разговор. Салазар едва ли слушал ее и был далеко в своих мыслях. Грейн проследила за его взглядом и увидела Ровену.
Коренастый и неуклюжий МакЛагген с глупым восторженным видом кружил ее по площадке. Грейн хмыкнула: она знала Колина МакЛаггена, он был неплохим парнем, но вряд ли мог заинтересовать леди Рейвенкло своим недалеким умом.
– Тебе лучше поторопиться, а то у них и до свадьбы дойдет, – язвительно произнесла Грейн, наблюдая за Салазаром и с удовлетворением отмечая, что правильно истолковала его мотивы. – Ровене пора определиться. Говорят, из-за своей гордости она уже отвергла предложение какого-то бельгийского герцога. Теперь вот хватается за последнюю соломинку, чтобы не прослыть старой девой…
Салазар резко повернулся к ней, и Грейн отшатнулась, пораженная его видом. Прищуренный, почти змеиный взгляд, презрительно изогнувшиеся, плотно сомкнутые губы – все говорило о том, что ей удалось очень сильно задеть его. Но Салазар довольно быстро совладал с собой и обдал ее ледяным взглядом.
– Грейн! Это первый и последний раз, когда я позволяю тебе так отзываться о леди Рейвенкло, – голос его был холоден, как осколки стекла на снегу, – ты поняла меня?
Она вскинула голову и выставила подбородок вперед, как делала всегда, когда хотела защититься. Салазар смягчился.
– Я много лет ждал этого момента. Если я сейчас не поговорю с ней, то упущу свой шанс! Я сделал свой выбор. Сделай свой и ты.
Он кинул еще один взгляд на Ровену. Она согласилась на второй танец с МакЛаггеном, и Салазар сжал руки в кулаки.
– Я должен идти, – кинул он и развернулся.
Губы ее были плотно сжаты, а ногти впились в ладони от досады. Но лорд Слизерин уже направлялся прочь.
– Постой, Салазар, – Грейн сделала пару неуверенных шагов за ним, но остановилась. Салазар вряд ли слышал ее, и никакая сила на земле не смогла бы остановить его. Лорд Слизерин редко отказывался от намеченного.
По мере того, как он удалялся, шаг его становился менее размашистым, а движения – менее резкими, и вскоре на вид он совершенно успокоился, приблизившись к танцующим, где мелькала светлая макушка и легкая юбка Ровены Рейвенкло. Грейн, чуть не плача, наблюдала за ними вдалеке, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног от накативших разом злобы и раскаяния в собственной глупости.

* * *

Общество МакЛаггена утомило ее, и Ровена еле дождалась конца мелодии. Она огляделась в поисках Салазара, но не смогла найти его среди множества людей. Желание поговорить с ним, которое на секунду почудилось ей спасением во время их разговора с Хельгой, теперь казалось безумием.
Ровена неуверенно застыла возле музыкантов, решающих, что сыграть следующим. Но мысль о том, чтобы отправиться к себе в башню и забраться в теплую постель, представилась очень соблазнительной.
– Я думаю, что это дополняет твой образ сегодня.
Ровена вздрогнула и обернулась: лорд Слизерин стоял перед ней. Она едва поняла, что он кивнул на цветок в ее волосах, подаренный Хельгой, но ничего не успела ответить – заиграла музыка. Им пришлось становиться в начальную позицию к танцующим.
– Ты уже присмотрел себе поклонницу среди местных красавиц? – осведомилась Ровена иронично.
– Нет, но и без этого со мной сегодня случилось достаточно, – усмехнулся он, – не верю, что мог принимать участие в местных развлечениях без заклятия Империо. Меня уже напоили пивом со специями, гадость-то какая, и заставили плясать джигу.
– Надеюсь, этот вечер заставит тебя хоть немного полюбить шотландские традиции, – усмехнулась Ровена.
– Я пока не определился. Но мне кажется, ты согласишься, что национальные шотландские танцы ужасны, – скривился Салазар. – Я специально попросил сыграть музыкантов что-нибудь в духе старой доброй Англии, чтобы не заставлять тебя дергаться и скакать под волынку, будто на тебя наслали порчу.
Она не смогла сдержать смех: шотландская джига и правда не имела шансов стать ее любимым танцем, не говоря уже о невозможности вести беседу с партнером из-за прыжков. И хотя волынки отлично передавали дух Шотландии, Ровене все же было крайне приятно услышать знакомые мелодии родных мест.
Руки ее помнили привычные фигуры: их с партнером запястья скрестились, взмах рукой и второй перекрест… Она втайне любовалась Салазаром и подумала, что со стороны они должны выглядеть очень изящно и гармонично.
– Я уже и не помню, когда последний раз танцевала, – высказала Ровена свою мысль вслух.
Она расслабленно оглядывала площадку для танцев и кружащиеся вокруг них пары.
– Зато я помню.
Напряженный тон Салазара удивил Ровену.
– Бал в ночь восстания…
У нее перед глазами, как настоящая, встала картина из воспоминаний многолетней давности: полный врагов зал Кентерберийского замка, танцы, темный взгляд Салазара… тогда они впервые увиделись после долгой разлуки. Волна жара обдала ее, когда она вспомнила, как Слизерин набросился на нее в темном коридоре замка, как горячи были его губы. Как все ее чувства, с которыми она пыталась совладать, вырвались из-под контроля, стоило ему только прикоснуться к ней.
Странное чувство охватило Ровену – эти образы из ее памяти словно превращались в реальность, а она смотрела на себя со стороны. В порыве страха она взглянула на Салазара, но каким-то диким чутьем поняла, что и у него в сознании происходит то же самое.
Салазар тоже думал о бале, и мысли их переплелись в едином хороводе, как иногда бывало, когда они думали об одном и том же. Она мимолетно удивилась, что он не закрыл свой разум от нее, а позволил почти свободно бродить по его личным воспоминаниям. Она перемещалась по витиеватым коридорам его сознания, и все двери в них были открыты. Это приносило чувство полного доверия, которое почти никогда не присутствовало между ними.
Их с Салазаром память сквозила взаимной болью. Тоской и неоправдавшимися надеждами. Было удивительно, наконец, получить доступ в его разум, и немного страшно: почему сейчас, что за этим последует? Может, ей все-таки удастся добиться ответа от него.
– Что происходит между нами, Салазар? После всего, что было, кто мы друг другу? – прошептала она.
Слова вырвались сами собой, и Ровена на секунду испугалась этого: теперь назад уже не повернешь. Столько лет, проведенных в домыслах…
Она вдруг почувствовала, что с плеч будто упала непомерная ноша. Не гадать, не сомневаться, а просто знать и жить с правдой, какая бы она ни была – как же это будет прекрасно. Слизерин пожирал ее взглядом, глаза его стали совсем черными, в них читалась решительность.
Она с замиранием сердца поняла, что сейчас и вправду услышит его ответ.
– Я не знаю, Ровена.
Его голос был напряженным, с ноткой волнения, но по мере того, как Салазар говорил, он набирал силу, становился нетерпеливым и страстным.
– Но точно знаю, что нет никого, кто был бы мне дороже тебя. Все, что я создал, чего добился, не будет иметь смысла без тебя. Ты нужна мне.
Его руки крепче сжали ее, и они двигались в танце уже скорее по инерции – настолько оба были поражены происходящим. На какое-то время Ровена забыла, как дышать и лишь жадно ловила каждый звук его голоса.
Сотни раз она мечтала услышать эти слова и обрывала свои мечты, говоря себе, что этого никогда не произойдет. Сотни раз она убеждала себя, что за любым чувством Слизерина стоит холодный расчет, и ему нельзя верить. Но вот он перед ней, кажется, немного напуганный тем, что произнес, но совершенно искренний – она видела в его мыслях, что это правда, что за толстой стеной защиты, за которую он никогда до этого ее не пускал, есть давние, глубокие чувства, такие, какие может испытывать только человек, перенесший в жизни много испытаний, предательств и разочарования. Ровена осознала, что он никого и никогда больше не любил: не было ни Грейн, ни мифической привязанности к кому-то, кого он мог встретить в Египте. Всегда была только она.
– Но почему именно сейчас?
Салазар задумался на мгновение.
– Вся моя жизнь до текущего момента была борьбой. Здесь и сейчас, сегодня, день триумфа, результат многолетних трудов. Я только теперь позволил себе думать о собственном счастье. Я хочу, чтобы ты разделила со мной этот триумф – ведь мы создали все это вместе.
Ровена молчала, обдумывая его слова.
– Я боюсь, – неожиданно для себя произнесла она, – я не знаю, должна ли снова верить тебе, мы пережили слишком много боли, Салазар.
– Я знаю. И в твоем недоверии моя вина. Я должен признать, что совершал много ошибок по отношению к тебе. Некоторые из-за моей слепоты и эгоизма, а некоторые являлись изменчивыми поворотами судьбы. Но что бы ни происходило в моей жизни, ты была в моем сердце. Даже умирая под палящим зноем египетской пустыни, я шептал твое имя… Я хочу, чтобы ты была со мной. Вся, без остатка.
Ровена таяла. Стремительно воспаряя в небеса, ее душа пела, впитывая целительный бальзам его признаний. Собственное счастье слепило глаза, и неверие в происходящее и услышанное не давало сделать глоток воздуха.
– Скажи мне… – Горячий шепот рядом с ее ухом пустил дрожь по всему телу. Он был так близко, она прикрыла глаза, растворяясь в его голосе, как в сладком аромате, чувствуя его опаляющее дыхание на шее.
– Все, о чем прошу: ответь мне взаимностью. Мы оставим все разногласия позади, мы начнем все сначала, мы будем счастливы вместе, Ровена, вдвоем мы добьемся невиданных высот. Разве ты не видишь, как мы похожи, мы созданы, чтобы быть единым целым. Скажи…
Его тон – не умоляющий, но отчаянный – поразил ее в самое сердце. Она не могла солгать. Да уже и не хотела. Ее губы едва касались его уха:
– Я твоя, Салазар. И всегда была.
Яркой стрелой пронеслось по его разуму ликование, и Салазар судорожно выдохнул, его пальцы чуть сжали ткань ее платья на спине, обжигая ее, словно он обрел и теперь держал самое сокровенное в руках, то, что боялся потерять.
Будто со стороны Ровена видела, как он в блаженстве закрыл глаза и поцеловал ее волосы. В едином порыве они чуть отстранились друг от друга, не обращая внимания на продолжавшееся вокруг празднество.
Со стороны Ровене было хорошо видно: поверни они оба голову чуть вправо, и их губы соприкоснутся. И не было ничего на свете в данную секунду, чего бы они оба хотели больше. Она читала это в его мыслях, как он читал в ее.
Внезапно Ровена потеряла способность распознавать границы своего разума: незримое пространство ее сознания вдруг стало больше и богаче. Полное любви и воодушевления, оно теперь принадлежало им обоим, и каждая мысль, каждый порыв исходил сразу от них двоих, словно от резонирующих в унисон струн неведомого инструмента. Пространство вокруг них мерцало и пело.
– Что происходит? – шепнула она.
– Ш-ш, не говори ничего, – тихий голос отдавался эхом в сознании, и, словно во сне, она наблюдала, как ее и Салазара взгляды встречаются, и в глазах каждого отражается вселенная. Была ли где-либо в мире такая же пара влюбленных, настолько единая в своем прекрасном чувстве? Они были уверены, что нет.
Невыносимо медленно они приближают лица друг к другу, замерев на последнем рубеже, когда дыхание одного уже сталкивается с дыханием другого. Глубоко волнующий их обоих момент превращается в вечность, пока их губы, наконец, не встречаются, а в их объединенном сознании не зарождается ярчайшая вспышка.
Робкий поначалу, их поцелуй постепенно набирает силу. Сухие и горячие губы Салазара касаются ее, заставляя все внутри сладко замирать. И желать еще и еще его прикосновений, больше и больше. Как долго они этого оба хотели…
Это был ошеломляющий момент открытости для двух людей, которые никогда никого не пускали в глубины своей души в целях самозащиты. Но теперь не от кого было защищаться, и они с ликованием и удивлением наблюдали, как стены, долгие годы разделявшие их, рушатся в их сознании. Глаза их закрыты, но они будто могут смотреть сквозь веки и видеть, как счастье затапливает их с головой.
Ни один из них больше не задавался вопросом о происходящем, пока резкий, скрипучий звук волынки не ворвался в их сознания и уши.
Они испуганно оторвались друг от друга, и все необъяснимые события последних минут со скоростью света потекли в обратном порядке; словно кто-то прервал волшебный сон и резко разбудил их. Их разумы с треском разъединились, и обоих вытолкнуло обратно в реальность. Они перестали видеть себя со стороны – будто вернулись каждый в свое тело.
С разочарованием Ровена поняла: не было никакого поцелуя, никакой близости. Эту желанную картину нарисовали их слившиеся на миг сознания. Оказывается, они и не танцевали вовсе, а стояли в тени дерева на краю танцевальной площадки на расстоянии шага друг от друга. Их танец давно завершился, а музыка снова сменилась на национальные шотландские мотивы, и не было никаких соединенных рук и прикосновений. Ровена потянулась к своим губам, словно желая удостовериться, что они и правда не пылают от губ Салазара.
– Что… Что это было? – голос ее предательски дрогнул. Она бы подумала, что сошла с ума, если бы не читала в мыслях Салазара то же недоумение. – Что это за магия? Это была иллюзия?
Слизерин сделал шаг ей навстречу и замер в миллиметре от нее, а затем он осторожно отвел локон от ее лица и нежно провел по ее виску.
– Я думаю все дело в нем, – Салазар вытащил из ее волос раскрывшийся бутон цветка лилового цвета. – Мне следовало раньше догадаться, но я понял только сейчас, что это за растение…
Ровена нахмурилась, вспомнив, что Хельга вколола бутон ей за ухо со странными словами о честности. Ровена раньше не видела этот цветок, но Салазар, как опытный зельевар распознал его и сейчас очень хитро улыбался:
– Вериора Верис, – протянул он. – Она заставила наши сознания раскрыться друг другу, как раскрываются лепестки ее бутона. Редкое растение, которое заставляет людей говорить правду. Я видел Вериору только в книгах. Откуда она у тебя?
– Подарок Хельги, – пожала плечами Ровена.
Она не стала гадать, почему подруга дала ей бутон.Наверное, Хельга решила помочь им. Ровена все еще переводила дух от видений, которые вызвала Вериора. Они были очень реальными.
– Нам все привиделось? – решила уточнить Ровена.
– Возможно, но, определенно, не все.
Салазар вложил цветок обратно ей за ухо и нежно поправил прическу, проведя рукой по скуле. Все внутри снова затрепетало.
– Та часть, где я стал счастливейшим человеком на свете, была на самом деле.
Ровена смущенно улыбнулась, прижимаясь щекой к его ладони.
– И знаешь, что? – задумчиво произнес он. – Мне не терпится и все остальное сделать явью.
Он потянулся к ее губам, но Ровена отстранилась.
«Нас могут увидеть».
«Тебе все еще есть дело до кого-то?»
«Нет. Просто хочу быть только с тобой. Наедине».
Салазар выхватил палочку и поднял ее вертикально над головой:
– Люцида Игнум!
Сноп разноцветных искр выстрелил вверх из палочки, и тут же с радостным перезвоном и свистом по всему небосводу стали взрываться миллиарды волшебных звезд. Небо и окружающее пространство сверкало и мерцало под возгласы пораженной публики.
– Отличная иллюминация и прекрасное завершение праздника, – похвалила Ровена и поинтересовалась с чисто профессиональным интересом: – Египетское заклинание?
– Оно самое, – кивнул Салазар, – но, боюсь, хватит его ненадолго. У меня есть всего пара минут, чтобы увести тебя отсюда.
Огненные переливы взрывались все снова и снова, опадая вниз волшебными искрами на задранные вверх головы людей, а потом стали складываться в фигуры животных – символы самих Основателей. Сначала орел Рейвенкло взмыл в воздух, будто стряхивая огонь с крыльев, потом встал на задние лапы лев Гриффиндора, рык, вырвавшийся из его пасти, прокатился под ночным небом подобно грому, барсук Хаффлпафф обогнал змею Слизерина, которая постепенно приняла образ летящего дракона. И над драконом сложились огненные буквы – девиз и символ самого Хогвартса.
Где-то вдалеке стояли обнявшись Мартин и Хельга, глядя на наколдованный салют, Годрик Гриффиндор радостно хлопал по плечу сына, Морган МакЛарен сидел за столом, скрестив руки на груди, горцы, ученики Хогвартса, приезжие гости и местные жители – все были поглощены поднебесной феерией.
И никто из них не заметил, что в один прекрасный момент Салазар сжал ладонь Ровены, она только счастливо рассмеялась, и они неслышно ускользнули прочь от праздничной суеты в темноту замка.

* * *

Она лежала в высокой и мокрой от тумана траве прямо в праздничном платье. Густая ночная тьма скрадывала ее девичью фигуру, ее не смогли бы увидеть здесь – у кромки Запретного Леса, где начинались первые деревья и заканчивалась поляна, выделенная для праздника. Она нашла неплохое место для уединения, вдали от музыки, огней и шатров. Звезды здесь казались ярче и ближе, и Грейн созерцала их, широко распахнув глаза, поглощенная собственными переживаниями.
Она надеялась, что одиночество принесет ей покой, но ее сердце ничто не могло унять. Возможно, она наговорила лишнего Салазару, и, кажется, он был слишком резким в ответ…
Мерлин! Как ей было противно и стыдно за себя теперь! Она поделилась самым сокровенным, думая, что найдет взаимность. Но он был занят созерцанием своей драгоценной Ровены, едва вникая в ее слова.
Позже она наблюдала, как не замечая никого вокруг, Ровена и Салазар стояли, поглощенные друг другом, и даже не двигались в такт музыке, словно под властью волшебного сна. Она не могла смотреть на них больше, и потому шагнула в тень старого дуба подальше от чужих глаз и, вмиг обернувшись лисицей, понеслась прочь.
Ветер свистел в ушах, трава задевала ее лицо, ветки больно хлестали по телу, но она бежала, куда глядят глаза, перепрыгивая овраги и кустарники, словно в попытке умчаться подальше от самой себя. Ей было необходимо сбросить напряжение. Но впервые этот способ не помогал: чувства человека по-прежнему жили в теле зверя.
И, сделав несколько кругов, Грейн перевоплотилась обратно и обессиленно упала в траву в темноте и тишине. Какое-то время тело ее сотрясалось от беззвучных рыданий. А потом на нее сошло странное опустошение, и она притихла. Только лежала и смотрела на полную луну, освещающую ее уединение.
В какой-то момент она осознала, что находится здесь не одна. Повернула голову и увидела рядом застывшую в лунном свете фигуру Антареса. Голова его была запрокинута вверх, он тоже изучал ясное звездное небо. Кентавр увидел свою подопечную, и поклонился в знак приветствия.
Грейн не удивилась его появлению, в сложные периоды жизни Антарес частенько оказывался рядом с ней, как по волшебству. И страх, и тревога отступали в его присутствии.
– Кажется, я все потеряла, Антарес, – быстро произнесла она и сжала губы.
Слёзы снова покатились по ее щекам, и Грейн со злобой смахнула их тыльной стороной ладони.
– Не стоит плакать, маленькая Грейн. Случилось то, что должно было произойти. И это хорошо, – голос кентавра звучал невозмутимо.
Пережив несколько минут терзаний и борьбы с самой собой, она отстраненно спросила:
– Ты видишь будущее? Что нас всех ждет, Антарес?
Кентавр загадочно улыбнулся, как будто знал что-то особенное:
– Будущего не существует, Грейн. Люди говорят, что их ведет судьба, но они не видят правды. Будущее – это всего лишь наш выбор в здесь и сейчас. Все решения приняты нами изначально, осталось примириться лишь с собой.
Грейн вдруг вспомнила, что и Салазар говорил о своем выборе недавно.
Антарес продолжал, глядя на звездное небо:
– Но у Хогвартса есть будущее, ему предначертан великий путь. Жизнь больше не покинет это место.
– Сколько простоит Хогвартс? – с любопытством спросила Грейн.
Антарес задумался, будто читая ответ в звездах.
– Школа простоит тысячелетия… Но не всегда будут спокойные времена.
– Что ты имеешь ввиду, Антарес?
– Однажды мир магов отделится от мира простых людей. Хогвартс будет сокрыт от глаз маглов. Школа станет защитой и опорой каждому волшебнику в мире. Но чтобы Основатели наложили такие чары на замок, чтобы пришли к решению сделать его непобедимым, они должны принять не один бой. И выиграть его.
– Значит, в итоге все будет хорошо?
– Потери будут. Ни одно великое сражение не обходится без жертв.
Грейн приподнялась на локтях и взглянула на кентавра, затаив дыхание.
– А… Салазар умрет?
– Мы все когда-то умрем, – уклончиво ответил он. – Всё умирает, но возрождается вновь. Таков круг жизни.
Взгляд Антареса был полон спокойствия. Но его ответ не понравился Грейн.
– Обещай, что скажешь мне, если Салазару будет грозить опасность.
Антарес тяжело вздохнул.
– Даже если это будет напрасная жертва и он никогда не узнает о ней?
– Мне все равно. Я сделаю все для него и Хогвартса. Ты же знаешь!
– Будь по-твоему…
Когда Антарес скрылся в ночи, Грейн упала обратно в траву. Перед глазами стояло лицо Антареса. Потом выплыли лица Хельги и Мартина, а потом фигуры Салазара и Ровены. Сначала они танцевали, а после Салазар взял Ровену за руку, и она счастливо рассмеялась…
Грейн глубоко выдохнула. Горькое сожаление разрывало ее грудь. Салазар больше не принадлежал ей, и Хогвартс – тоже. На миг (всего на один!) Грейн представила, что, и правда, едет в Эдинбург. Сегодня она видела Гарольда и он очень ласково смотрел на нее. Возможно, если они породнятся, то смогут быть счастливы, будут вместе навещать Хогвартс в далеком будущем…
Она услышала залпы салюта издалека, и небо окрасилось разноцветными огнями. Искры фейерверка играли бликами в глазах Грейн, но она только лежала и смотрела на далекие звезды, пытаясь прочесть в них грядущее.
Издалека северный ветер приносил ей отзвуки праздника. Играла музыка, восторженно кричали люди. Забыв обо всем, они совершенно не думали, что их ждет впереди.
Все они были безрассудно счастливы – здесь и сейчас.

_______________

* Hic at nunc – Здесь и сейчас (лат.)

** Veriora veris – сущая правда (лат.)

*** Ipsa se velocitas implicat – поспешность сама себе вредит (лат.)

Оставить комментарий