IV. Ne tentas aut perfice*
Сталь билась о сталь в осеннем холодном воздухе. Ровена наносила удары, внезапно вспомнив, как сэр Годрик обучал ее фехтованию, как она боялась ошибиться, и как тогда болели предплечья от тяжести клинка. Сейчас они болели сильнее. Ее противник, крепкий нормандец, быстро наступал, заставляя ее ставить блоки и лишая возможности сделать хоть один нападающий удар в ответ. Он не был магом, поэтому перевес был на ее стороне, но использовать магию против магла казалось Ровене недостойным.
Она хотела честной победы в ее первом бою.
Вцепившись в рукоятку меча, она крепко сжала зубы, пытаясь не уступать противнику. Дыхание сбилось, волосы налипли на лоб, мокрый от пота. Оба они сидели верхом на лошадях, которые нервно перетаптывались в испуге и только мешали нанести решающий удар.
Клинки столкнулись вновь, бликуя красным в отсвете заката. Выпад, затем блок, еще один! Глаза нормандца горели яростью, но Ровена никак не могла понять, почему этот мужчина ненавидит ее. Ведь она просто защищает свою жизнь. Жизнь, которая, Ровена с ясностью осознала это, была на волоске, но впервые зависела от нее самой: стоит ей дать слабину, и противник с удовольствием проткнет ее насквозь.
Возбужденная этой мыслью, Ровена перешла в наступление, прочитав удивление во взгляде чужеземца. Удар! Еще, еще! Теперь ей не было страшно. Ей хотелось этих лязгов стали, ноющих рук, горящих ненавистью глаз.
Сквозь дым пожаров она видела, что и сэр Шеклболт находился в пылу боя. Ловко волшебник отражал боевые заклинания нормандского колдуна. К их счастью, магов осталось немного, и Шеклболт с Гриффиндором взяли их «огонь» на себя, защищая жителей деревни.
– Ne gladium tollas, mulier! – грубый голос нормандца вернул ее к действительности.
Меч врага стремительно рассек воздух рядом с ее головой. Охнув, Ровена попыталась блокировать новый удар, но не смогла. Взмах противника выбил меч у нее из рук, оставив царапину на предплечье, которая вспыхнула болью. Враг был настроен решительно и недвусмысленно.
Безоружная, она панически огляделась, рванув поводья назад. Афелиат возмущенно заржал. Рука резко дернулась к волшебной палочке. Единственной мыслью, пронзившей сознание, было острое желание жить. И еще – жгучая ярость в самом центре груди. Сейчас она ненавидела нормандского захватчика так же сильно, как и он хотел убить ее. С отвращением Ровена почувствовала что-то общее между ними.
– Пульсус! – заклинание произнеслось само собой, со всей ненавистью, на которую она была способна.
В последнем взгляде врага Ровена прочитала недоумение. Доработанное ею заклинание Удара и Левитации, поднимающее предмет в воздух и отбрасывающее его. Никогда раньше у нее не получалось выполнить его так хорошо. Сэр Годрик похвалил бы ее за такую работу.
Ровена глядела на поверженного нормандца, что упал в грязь рядом с другими убитыми и ранеными. И чувствовала удовлетворение. Видимо, для того, чтобы заклинание сработало, она должна была испытывать настоящую ненависть, желание причинить врагу боль… А она и не знала, что была способна на такие чувства. Это было неприятное открытие о себе.
Короткий резкий вскрик заставил обернуться. Рядом еще один варвар схватил крестьянскую девушку.
Вцепившись ей в волосы, рассыпавшиеся огненной рекой, он грубо притянул ее к себе. Ярость накатила на Ровену: мужчина опустился до того, чтобы пользоваться своей силой против слабой женщины! Заклинанием она призвала свой меч с земли, не обращая внимания, что он перепачкан грязью и ринулась на обидчика:
– Оставь ее, животное!
Ее голос показался ей самой чересчур громким, но, похоже, чужеземец ни слова не понял. Рыжеволосая крестьянка тихо охнула, дернувшись прочь, к дому. Она кинулась на колени и принялась что-то искать. Ровена не разобрала, что именно, она сосредоточилась на своем противнике, который был вооружен лишь волшебной палочкой. Ровена оказалась быстрее. Стремительно выбив палочку из рук нормандца, девушка усмехнулась его изумленному выражению лица и спрыгнула с лошади. В следующее мгновение она резким движением рассекла воздух у него над головой, заставив чужеземца отступить к стене дома, и приставила меч к горлу.
Она чувствовала его страх, его желание жить, видела, как со сбившимся дыханием выходит изо рта пар… Сейчас для жалкого, забитого в угол мужчины, она – еще девчонка, была вестницей возмездия, в руках которой находилась его жизнь. Какое-то время Ровена наслаждалась своим положением. Но отметила, что рука, держащая меч, начинает затекать. Вдруг она осознала, что не хочет убивать этого напуганного человека. В своем страхе он был ей противен.
Она надменно вздернула подбородок и произнесла на латыни:
– Как твое имя?
После некоторого молчания он тихо ответил:
– Льюис.
Ровена прищурилась:
– Ну что ж, Льюис. Ты мой должник. Ты знаешь, что такое магический долг?
Он ничего не отвечал, продолжая сверлить ее взглядом.
– Ты мой должник, – повторила она, усмехнувшись, – потому как я дарю тебе жизнь. И где бы ты ни был, живи с тем, что ты существуешь благодаря женщине-саксонке.
Она убрала меч и наблюдала, как, не веря своему счастью, мужчина кинулся вслед уезжающим соратникам. Разорив Саутфлит, нормандцы уносились прочь, как стайка птиц-падальщиков с обглоданной жертвы – мимо полыхающих домов, плачущих детей и женщин. Ровена с отвращением смотрела на этих победителей… Мародеров, покидающих разрушенную деревню!
Из задумчивости ее вывело ржание лошади. Афелиат испуганно топтался рядом с догорающим домом. Кажется, дом принадлежал спасенной ею рыжеволосой крестьянке. Ровена огляделась – девушки нигде не было. А может, ее просто трудно было разглядеть в мареве пожаров.
Ровена взмахнула волшебной палочкой:
– Агуаменти!
Потоки воды хлынули из на полыхающее жилище. Но усилия оказались тщетны: соломенная крыша уже догорала. Следом начали рушиться балки и перекрытия. С жутким треском крыша рухнула вниз, разбрызгивая искры. Ровена завороженно смотрела на пламя, не в силах оторвать взгляда. Рядом нервно фыркал Афелиат. Она прислушивалась к себе и ничего не обнаруживала, кроме странной, поглощающей все опустошенности.
* * *
Позже она сидела на заднем дворе дома. Точнее, у руин, которые когда-то были ее домом. Под сгорающими бревнами и разрушенными стенами, лежала Эрерху. Обряд сожжения был исполнен. Ее пепел теперь срастется с землей.
Хельга обняла себя за плечи, солнце садилось за горизонт, и становилось холодно. Поднимающийся от земли влажный туман пробирал до костей. Все произошло, как и говорила старая друидка – демоны, пожары… Все в точности. Кроме одного. Знак. Его не было.
Если, конечно, не считать знаком появление гордой незнакомки с мечом. Хельга не могла забыть эту девушку. С виду она казалась ребенком – хрупкая, тонкокостная, с узкими плечами. Но во взгляде не было ни капли детскости. На лице виднелись грязные полосы, рукав на плече разорван и покрыт запекшейся кровью. Но она даже не замечала этого. Как храбро она разговаривала с варваром, как чужеземец побледнел!
Жаль, но Хельга не видела, чем закончилась их стычка, она кинулась подбирать свитки Эрерху. К счастью, большинство из них, даже упав в грязь, оказались невредимыми благодаря защитным чарам.
Хельга так и не решилась подойти к спасительнице и поблагодарить. Возможно, ее останавливала разница их положения. Эта девушка-воин умела колдовать и драться одинаково великолепно. Ее гордая осанка, дорогой костюм и меч с серебряным эфесом говорили о высоком положении и благородном воспитании.
Ее же, Хельгу, растили совсем иначе. Нет, она не была необразованной крестьянкой, хоть и казалась такой. Хельга тоже умела колдовать. В детстве она совершала удивительные вещи, почти такие же, как если бы у нее была волшебная палочка. Например, умела передвигать взглядом предметы, заставлять трескаться стекла.
Но лучше всего у Хельги получалась магия природы. Она могла вырастить десяток цветов за минуту! А если сердилась, то удавалось вызвать небольшой ураган или сильный ливень. Она чувствовала окружающий мир, была его частью. Поэтому убегала в лес, чтобы эта связь стала сильнее. Дикий мир тянулся к ней. Задержись она в лесу до наступления темноты, никто не посмел бы причинить ей вреда.
Светлые открытые леса Ирландии казались приветливее, чем здесь – в Англии, с ее мрачными болотами и туманами. Там, где прошло ее детство, все было другим. Ярко-зеленые холмы, поющие старинные песни ручьи и огромные ветвистые дубы, поросшие омелой.Некоторые из кельтов до сих пор хранили тайны друидов. Они передавались только из уст в уста, на особом языке, от старшего к младшему. Эрерху была одной из них. И выбрала себе ее, Хельгу, чтобы передать все тайны, когда настанет час…
Со временем ее магия утихла, но Хельга и сейчас умела многое из того, что получила от наставницы. Эрерху ходила в лес вместе с ней и показывала загадочных существ и диковинные растения. Она жила у Эрерху, сколько себя помнила. Но постоянно выпытывала, кем были ее родители и где они. Наставница пресекала все расспросы, так что Хельга смирилась, решив что она – дитя природы.
Будучи взрослой, Хельга поняла, что ее хотели «посвятить». Друиды часто выбирали себе учеников среди способных детей, будь то дети волшебников или маглов. Их просто забирали, обменивая на что-то очень ценное. Родители охотно отдавали им ребенка на воспитание, если у того обнаруживались магические способности.
Возможно, так отказались и от нее. Но посвящения не получилось. Однажды ночью они с Эрерху были вынуждены бежать в Англию. Кто преследовал их, Хельга никогда не спрашивала – это мог быть кто угодно, в Ирландии тянулись бесконечные войны. На волшебников устраивались гонения, так что большинство из них покинуло цветущие луга и поющие ручьи…
Хельга потерла одну ладонь о другую, чувствуя, как закоченели пальцы. Изо рта клубочками вырывался пар. Сосредоточившись, она пристально посмотрела на угли, что уже не давали ни тепла, ни света. Хельга протянула руку над головешкой, собрала всю внутреннюю силу, и вдруг – на обгорелых бревнах вспыхнул огонь. Он был едва заметным и почти не грел, грозясь вот-вот погаснуть.
Хельга могла зажечь еще. Но разбитая и измученная, она не имела много сил, чтобы поддерживать огонь всю ночь. Девушка протянула руки поближе к танцующему узкому пламени. Она прикрыла глаза, чувствуя, как тепло растекается по замерзшим ладоням.
Ей совсем не хотелось думать о том, что будет дальше.
* * *
День угасал, стихали звуки, топот копыт нормандского войска становился еле различимым в сумеречном тумане. Все замерло, созерцая оставшийся разор. Люди, что остались в живых, начали приходить в себя.
Кто-то искал своих близких среди лежащих тут и там грязных искалеченных тел, кто-то помогал раненым, переносил их под крышу от начинавшегося мелкого дождя, вдалеке плакали и цеплялись за юбки растрепанных женщин дети…
Почему-то Ровена вспомнила о своих о родителях. Она знала, что значит остаться без близких, и как горька боль потери. Ведя Афелиата за поводья, она шла среди разрушенных домов, кое-где еще догорающих, среди раненых и старалась не смотреть вокруг. К горлу подкатывала тошнота, а голова шла кругом. Ей не хватало воздуха от зависшего в воздухе дыма и металлического запаха крови.
Большая теплая ладонь легла ей на плечо.
– Все хорошо? Ты не ранена? – обеспокоено спросил Гриффиндор, всматриваясь в ее бледное лицо.
Волшебник снял плащ и накинул его на плечи Ровены, видя, что та замерзла от холода ночи. Она слегка улыбнулась, надеясь, что улыбка выражает благодарность.
В тумане она различила рядом фигуру сэра Шеклболта. Лицо его было бледным.
– Это ужасно, Годрик! – произнес он, сокрушенно качая головой. – У меня нет слов. Маглы такие жестокие!
Взгляд сэра Годрика задумчиво обвел разрушенные дома и людей, которые в свете луны казались неясными тенями.
– Надо помочь раненым. Разворошить руины, посмотреть, есть ли выжившие, – рассуждал он вслух, – Потушить дома, пока пламя не охватило лес. А еще позаботиться об осиротевших детях.
Шеклболт посмотрел на священника, что стоял рядом с кучкой людей и читал проповедь.
– Оставь это церкви, думаю она возьмет сирот под свою крышу.
– Я поговорю с пастором, – кивнул Годрик. – Он точно согласится. Он обязан мне жизнью.
– А я осмотрю разрушенные дома, в них могут быть раненые, – вызвалась Ровена.
Ей очень хотелось помочь жителям.
– Я знаю заклинание левитации в совершенстве, могу поднять руины.
– Отлично! – похлопал ее по плечу сэр Гриффиндор.
Он обернулся к другу:
– Шеклболт, тогда ты возьмешь на себя пожары?
Но Шеклболт скептически посмотрел на волшебника. Он помолчал, перекатываясь с пятки на носок и обратно.
– Знаешь, Годрик, – наконец, произнес он, – не стоит торопиться. Подумай. Никто не просил тебя о помощи. А священник так и вовсе распространяет о волшебниках злые слухи. Думаешь, он примет нашу помощь? Маглы неблагодарны. Чем больше им помогаешь, тем больше они будут роптать на тебя.
Годрик резко обернулся к нему. Так резко, что Ровена, наблюдавшая за мужчинами, вздрогнула от неожиданности:
– Это война между нормандцами и английским народом, – проговорил Гриффиндор. Взгляд его полыхнул яростью. – Мы должны держаться вместе. Мы – это маглы и волшебники.
Вместо ответа Шеклболт подошел к своей лошади и вскочил в седло.
– Это война маглов, Годрик, мы здесь не при чем.
– Но ведь ты приехал и помогал нам!
Сэр Шеклболт скорбно покачал головой в ответ.
– Я ошибся, я не представлял, как далеко это зайдет.
– Что ж, – только развел руками Гриффиндор. – Если не хочешь помочь, уезжай, я не буду осуждать тебя.
– Спасибо, Годрик! Останемся каждый при своем.
Он отсалютовал Ровене и дернул поводья, умчавшись прочь, став неясным силуэтом под лунным светом.
– Повезло мне с другом, – проворчал Гриффиндор, тоже запрыгивая в седло.
Ровена тяжело вздохнула, глядя, как ее дыхание превращается на холоде в пар. Она думала, что самое тяжелое осталось позади. Казалось, главное – прогнать чужеземцев. Но, похоже, война только началась.
* * *
Приглядываясь в темноте к каждой мелочи, Ровена вытащила волшебную палочку и тихо прошептала:
– Люмос.
Заклятье осветило пространство перед ней на расстоянии вытянутой руки и погрузило в еще большую темноту все окружающее.
Ровена объезжала разрушенные дома и чувствовала, что только зря теряет время. Очень быстро она поняла, что под обломками никого нет, люди услышали звуки нападения и заранее выбежали наружу.
Но привыкнув всегда выполнять то, что говорит ее наставник, Ровена снова поднимала заклинанием остатки стен, перекрытия, балки, и, прищурившись, пыталась разглядеть, есть ли под ними хоть кто-нибудь.
Откидывая обломки в сторону магией, она обнаруживала под ними лишь вещи: стол с отломанной ножкой, осколки посуды, развалившаяся кровать, целый ворох одежды…
Один раз она увидела растрепанную куклу и деревянную лошадку, у которой откололась голова. Ровене не хотелось думать, что стало с детьми, что здесь жили. Ее находки сохраняли недавние следы жизни: люди были застигнуты за своими обычными делами – ужин, домашние хлопоты, дети – за играми.
Ровена подъезжала к последнему оставшемуся дому. Одна его половина лежала никчемной чернеющей в ночи грудой. Уцелевшая часть уродливо высилась в темноте, демонстрируя «внутренности». Мебель была поломана, вещи разбросаны. Подняв обломки, Ровена мельком оглядела пространство, сразу убедившись, что и здесь никого нет.
Она уже, было, развернула лошадь, когда услышала странный звук. Высокий и короткий всхлип. Звук повторился, и, заинтригованная, она спешилась. Прошагав по камням разрушенного дома, она поводила перед собой светящейся палочкой туда-сюда, прежде чем увидела источник звука.
Ребенок. Мальчик лет девяти. Забившись в темный угол, он обхватил себя руками, уткнувшись головой в колени, и сотрясался от рыданий. Он поднял голову, когда Ровена подошла к нему, осветив бледное лицо рассеянным светом Люмуса.
– Привет, – она нагнулась к нему.
Мальчишка таращился на появившуюся из черноты ночи незнакомку, ничего не говоря. Слезы крупными горошинами продолжали стекать по его щекам. Он пару раз моргнул.
Ровена тоже некоторое время молча смотрела в ответ, а затем присела рядом посреди обломков. Она понятия не имела, что говорить плачущему ребенку. Она никогда не успокаивала детей.
– Ты здесь один? – спросила Ровена негромко, стараясь, чтобы в голосе были теплые нотки.
Мальчик кивнул, не глядя в ее сторону, слезы полились с новой силой.
– Они умерли, – вдруг тихо произнес он, нарушив тишину, и Ровена вздрогнула:
– Кто?
– Мои родители, – голос был тихим, но пугающим, полным горя и невыразимой ярости. – Умерли! Я сам видел. Они… Эти люди в железных костюмах… на лошадях… Они приехали и… Они их… Они…
Резкий звук взрыва, прервал его сбивчивую речь. Ровена обернулась. Засыпав пол мелкими осколками, лопнул витраж, чудом уцелевший в одном из оконных проемов. Мальчик даже не обратил внимания на разбившееся стекло, но Ровена быстро смекнула, что без волшебства здесь не обошлось.
– Как часто это у тебя случается?
Мальчик непонимающе поднял к ней заплаканные глаза:
– Что?
– Магия, – нетерпеливо пояснила Ровена. – Как давно у тебя получается колдовать? Разве ты не замечал, что когда сердишься, то можешь разбить или поломать что-нибудь, как сейчас?
Глаза ребенка стали еще больше:
– Только один раз, – испуганно признался он, – однажды в руках у тетушки лопнула чашка, когда я очень на нее рассердился. Папа сказал тогда, что в меня вселился дьявол, и повел к священнику.
Ровена не смогла сдержать усмешки.
– Твои папа и мама были маглами?
– Кем?
Ровена не стала повторять вопрос. Если ребенок не знает, кто такие маглы, то и спрашивать нечего. Она ненадолго задумалась, как дальше поступить. Ребенок с магическими способностями, да еще в семье маглов…
– А кто вы? – вдруг нарушил тишину мальчик, изучая ее лицо в слабом свете.
– Меня зовут леди Ровена. Я и сэр Годрик живем недалеко от Саутфлита, а как твое имя?
– Эдгар, – коротко ответил ее новый знакомый. Он больше не плакал, только мокрые ресницы свидетельствовали о его горе.
– Благородное имя, – улыбнулась Ровена. – Как у короля Эдгара.
Мальчик кивнул.
– Послушай, Эдгар, тебе нужно уходить отсюда. Священник даст приют, я отведу тебя к нему.
– Священник? – вытянулось лицо Эдгара.
Ровена усмехнулась. Неужели, все волшебники не любят священников с детства?
– Так нужно, Эдгар. Есть еще такие же дети, как и ты. Но о вас должна позаботиться церковь.
Он опустил взгляд, уставившись в темноту.
– Я не хочу. Я хочу… чтобы мои родители были живы! Я хочу, чтобы все было, как раньше.
Ровена тяжело вздохнула.
– И я тоже, Эдгар. Я тоже хочу, чтобы погибшие люди снова стали живыми. Но тут любая магия бессильна.
Ровена могла поспорить, что слезы вновь покатились по его щекам. Ей стало неловко. Все-таки, она должна была что-то сделать, чтобы его утешить.
– Я тоже потеряла в детстве родителей, – призналась она в тишине. – И мне тоже было страшно. Но я сумела это пережить… Видишь?
Где-то на задворках сознания снова пришли мысли о родителях. Она не могла вспомнить, как долго сама плакала, когда узнала, что их больше нет. Память нарочно не сохранила этот момент. Глядя в темноту и слушая, как ночной ветер шелестит под обломками, Ровена поняла, что не может больше сидеть здесь.
– Я должна тебе кое-что сказать, Эдгар, – быстро заговорила она, повернувшись к мальчику. – Тебе нужно знать, что ты особенный. Ты волшебник. Понимаешь? Все эти чудеса, они случались с тобой не просто так.
Она заметила, как глаза ее юного знакомого становятся все больше и больше. Но в его взгляде не было ни капли сомнения, словно он всю жизнь знал, что когда-то явится незнакомка и скажет ему, что он особенный.
Ровена наставительно продолжила:
– Я прошу тебя сдерживаться, чтобы не выплескивать магические силы впустую. Ты останешься жить у священника, но не показывай ему, чем ты владеешь. Как только ты устроишься, я приеду проведать тебя. А позже научу, как пользоваться магией и как произносить заклинания. Хорошо?
Мальчик потрясенно кивнул.
– Вот и славно, – успокоено кивнула в ответ Ровена, словно выполнила неясный ей долг. – А теперь пойдем со мной, я отведу тебя к священнику.
Помедлив, она все-таки подала руку мальчику, и он поднялся вслед за ней.
* * *
Священник Саутфлита и сэр Гриффиндор уже ждали ее. С удивлением они наблюдали, как Ровена ведет под уздцы Афелиата, на котором сидел Эдгар. Ей захотелось доставить новому знакомому удовольствие и прокатить его верхом.
Но как только она помогла мальчику спуститься вниз, священник, увидев их, тут же развернулся, чтобы уйти. Схватив Эдгара за руку, Ровена еле успела его догнать.
– Святой отец, – позвала она, отметив, что это обращение в ее устах прозвучало как ерничество. – Подождите, я нашла еще одного мальчика. Думаю, вы знаете его, это Эдгар.
Она подтолкнула ребенка вперед, отметив, каким недобрым огоньком сверкнули глаза священника.
Он поджал губы:
– Да, я его знаю. Раньше он был одержим дьяволом.
Эдгар хотел возразить, но Ровена не дала ему этого сделать, произнеся вперед:
– Нет, это, должно быть, ошибка! Эдгар чудесный ребенок. Он нуждается в вашей заботе и крыше над головой. Ведь церковь всегда помогает сиротам. Неужто вы позволите перед лицом Бога…
– Не смейте рассуждать о нашей вере и нашей церкви! – вдруг взорвался пастор. – Я не нуждаюсь в увещеваниях язычников!
Развернувшись на пятках, он хотел, было, уйти. Но словно что-то вспомнив, дернул Эдгара за руку, уводя за собой.
Ровена молчаливо смотрела им вслед, ответив улыбкой Эдгару, который помахал ей на прощание.
– Ну что ж, пора – сэр Годрик обернулся к Ровене. – Actum est, ilicet! Нам показали, что мы нежеланные гости. Думаю, можно отправляться домой.
Ровена вздохнула. Обратная дорога представлялась не такой уж близкой и безопасной. Сердце ее сжалось от странного предчувствия. С благодарной улыбкой она вернула наставнику плащ. Потом запрыгнула в седло.
Сэр Годрик последовал ее примеру. Но одна навязчивая мысль, которую Ровена не могла оформить в слова, не давала ей сдвинуться с места. Вдруг она хлопнула себя по лбу, словно что-то вспомнила.
– Мы можем задержаться еще на минутку? – попросила волшебница. – У меня есть незаконченное дело.
Ровена развернула Афелиата, услышав, что сэр Годрик, не добившись от нее объяснений, последовал за ней.
Она ехала на свет: маленький, едва заметный огонек, мелькающий в ночи. Он мерцал у дома крестьянки, которую Ровена спасла. Огонь то пропадал, то вспыхивал снова.
Приблизившись, волшебники смогли разглядеть рыжеволосую девушку у костра среди обугленных бревен.
Она задумчиво и отрешенно смотрела на пламя, не замечая окружающего мира.
– Как вы зажгли огонь? Это за магия? – осторожно спросила Ровена, когда спешилась и подошла ближе.
Незнакомка резко подняла голову. Ее веснушчатое лицо было бледным, волосы, собранные в пучок, спутались и горели рыжиной. А бархатистый взгляд темных глаз светился спокойствием.
Одета она была бедно и необычно для здешних мест. Вместо крестьянских нижней и верхней юбок – длинное платье зеленого цвета из грубого сукна. Оно чуть обмахрилось по низу и рукавам. Руки и шея – увешаны браслетами и талисманами, напоминающими кельтские узоры.
Ровена прикинула, сколько ей лет. Было трудно угадать возраст. Несмотря на усталость, лицо казалось молодым, а вот во взгляде читалось, что эта девушка многое знает о жизни. Несомненно, она была старше самой Ровены.
Незнакомка тоже внимательно всмотрелась в лицо Ровены с каким-то жадным любопытством. От этого молчаливого изучения друг друга их избавил сэр Гриффиндор. Удивленно посмотрев на обеих девушек и задержавшись взглядом на рыжеволосой, он спешился и поклонился в знак приветствия.
Девушка смотрела на гостей, широко распахнув глаза. Секунду она не могла подобрать слов, затем вскочила; свернутый пергамент, что покоился на ее коленях, упал, и она наклонилась за ним.
– Добрый вечер, – произнес Гриффиндор, весьма удивленный, зачем Ровене понадобилось отправиться к этой девице.
– Она владеет стихийной магией, – тихо сказала Ровена, повернувшись к Годрику, однако незнакомка услышала ее и слабо улыбнулась.
– Нет, вы ошибаетесь, – тихо произнесла она. Ее голос был глубоким и казался таким же бархатистым и мягким, как и взгляд. – Я не волшебник.
– Но ведь я видела, как вы сами зажгли пламя. Я, правда, видела! – снова обернулась Ровена к Годрику. – Как вы это сделали без палочки?
Рыжеволосая незнакомка неуверенно пожала плечом.
– Я умею некоторые вещи, – крестьянка говорила с небольшим акцентом, похожим на просторечный деревенский говор, и Ровене приходилось внимательно слушать ее, чтобы понимать. – Но… Я никогда не держала волшебную палочку в руках. Это происходит само собой.
Хельга вдруг с жаром добавила:
– Вы просто потрясающе колдуете, – эти слова были обращены к Годрику.
Он лишь слегка улыбнулся в рыжую бороду.
– Я хотела поблагодарить и вас, – продолжила незнакомка, глядя на Ровену. – Вы спасли мне жизнь.
– Не стоит. Это сделал бы каждый, – ответила Ровена и тоже улыбнулась.
Так просто, казалось, быть великодушной.
Но мысли Ровены переключились на свитки, что держала в руках крестьянская девушка. Не за ними ли она так рьяно кинулась сегодня? Она разглядела красно-бурые символы на желтых листах, и сознание принялось перебирать, где она могла встречать такие. Издали письмена напоминали язык Огам. Ровена отдала бы что угодно, лишь бы взглянуть на них поближе!
Сквозь хоровод мыслей до нее долетал низкий голос Гриффиндора:
– Можно узнать, как ваше имя?
И тихий ответ девушки:
– Хельга.
– Красивое имя.
– Спасибо, сэр…
– Сэр Годрик Гриффиндор. Это леди Ровена Рейвенкло.
Ей пришлось поднять взгляд.
– Расскажите, чем дороги эти свитки? – с любопытством поинтересовалась Ровена.
Но Хельга почему-то смутилась.
– Я не могу сказать, – взгляд ее стал непроницаемым, а голос перешел на шепот. – Они принадлежали Эрерху…
Видя загоревшийся взгляд воспитанницы, Годрик остановил дальнейшие расспросы, тронув ее за руку.
– Ваши родные умерли? – участливо обратился он к Хельге. – Вам есть куда пойти?
Она покачала головой и уставилась на тусклое пламя.
– Я жила вместе с Эрерху, – задумчиво произнесла девушка. – Она обладала знаниями древних друидов.
Друидов?! Ровена с большим интересом посмотрела на незнакомку, словно оценивая ее по-новому. Казавшаяся такой простой, она, видимо, скрывала в себе не один секрет.
– Эрерху умерла сегодня утром от гномьей лихорадки, – продолжила Хельга задумчиво. В голосе ее скрывалась глубокая печаль. – Кроме нее у меня никого не было. Все, что осталось после нее – вот эти свитки, насписанные ее рукой.
Слушая треск пламени, которое все еще продолжало плясать на обугленных головешках, Ровена снова ощутила себя неловко. Она смотрела на эту девушку, на то, как та переживала потерю близкого человека, и не могла сказать даже пару слов в утешение. Исцелять душевные раны она никогда не умела.
С неприязнью Ровена отметила, что дальнейшая судьба этой девушки беспокоит ее не так сильно, как должна бы. Гораздо интереснее было заглянуть в злополучный пергамент. Наверняка, там скрывалось что-то невероятное, если она упоминала магию друидов. Может, даже что-то о стихийной магии, которой эта крестьянка владеет с такой легкостью и, кажется, не понимает всей ее ценности!
– Священник может помочь вам, – снова заговорил Годрик. – Он обещал дать приют в церкви всем, у кого сгорел дом или чьи родственники погибли.
Хельга бледно улыбнулась.
– Он ненавидел Эрерху и ненавидит меня. Он просто меня не примет.
– Я мог бы поговорить с ним, – настойчиво произнес Гриффиндор.
Хельга подняла на него взгляд темных глаз, в свете пламени они казались бездонными колодцами:
– Я не хочу его помощи.
Годрик задумчиво помолчал, погладил короткую рыжую бороду.
– Тогда я могу предложить вам место под собственной крышей.
Ровена с удивлением слушала своего наставника. А он почему-то старался не смотреть на нее.
– Вы не должны оставаться одна, без крова и пищи. В лесах теперь полно мародеров. В моем же доме достаточно места, и я был бы рад…
Хельга опять покачала головой, более настойчиво.
– Спасибо за помощь, сэр Годрик. Я бесконечно благодарна. И вам, и леди Рейвенкло, – она кивнула в сторону Ровены. – Но не могу принять это щедрое предложение.
Годрик замолчал, сбитый с толку. Он привык совершать благородные поступки и делать широкие жесты, но совсем не привык, чтобы от его помощи легко отказывались.
– Ну что ж, – тяжело вздохнул он, – помните, что двери моего дома всегда открыты для вас. Человеку трудно оставаться одному в своем горе. Особенно, без крова и пищи.
Хельга опустила взгляд. Свитки по-прежнему были зажаты в ее руке, подогревая интерес Ровены.
– Я всегда буду рад помочь вам, – продолжал Годрик.
Он снял плащ, который недавно вернула ему Ровена, и набросил на плечи рыжеволосой девушки. Та удивленно вскинула взгляд и, было, запротестовала, но Гриффиндор уже развернулся и направился к лошадям.
Запрыгнув в седло и подождав, пока это сделает Ровена, он посмотрел на Хельгу сверху вниз. Бледная, печальная, сжавшаяся под его ярким алым плащом, она казалась позабытым родителями ребенком.
Годрик поднял руку в знак прощания. Темнота быстро поглотила их, когда он и Ровена понеслись прочь. Топот лошадей стихал, а Хельга все смотрела им вслед. На душе было горько и тяжело. Она не жалела, что отказала этому благородному и добрейшему человеку. И была благодарна его гордой спутнице, одетой, как юноша.
А еще она не хотела гадать, была ли встреча с этими людьми знаком, о котором говорила Эрерху. Она и так знала, что была. Хельга лишь плотнее укуталась в плащ Гриффиндора, пахнущий дымом и кровью сражения, и уставилась на огонь. Ночь обещала быть длинной.
И хорошо – ей нужно было время, чтобы подумать.
___________
* Ne tentas aut perfice – Не пытайся или оставь. (лат.)
** Ne gladium tollas, mulier! – Не берись за меч, женщина! (лат.)
*** Actum est, ilicet! – Дело сделано, пора расходиться. (лат.)